Вы спрашиваете: «можно ли говорить о том, что переводная литература отвечала исключительно классовым интересам?» Отнюдь нет! Об этом ясно сказано в статье (в № 12 «Вопросов истории»)[305]. Об этом же более подробно я говорю и в рукописи. Апокрифы — это литература отнюдь не верхов феодального общества. Что же касается до жития Андрея Юродивого[306], то оно не народное произведение. Оно подчинено интересам господ[ствующего] класса, хотя в нем и есть элементы народного творчества. Кстати, «Слово о полку Игореве» с Вашей точки зрения — не народное произведение, а житие Андрея Юродивого народное? По-моему, наоборот.
Я так же, как и Вы, считаю, что русские жития «заимствовали трафареты из переводных житий».
Вы сказали: «легенды, как промежуточная стадия, ничего не изменяют». В чем? В том, что переводная литература имела большое значение для русской литературы? Но ведь я большого значения переводной литературы и не отрицаю. Я утверждаю только, что заимствования объясняются общей почвой христианского мировоззрения, и придаю последнему большое значение.
Мне кажется, что между нами нет крупных расхождений. Просто я Вам представляюсь отчасти вульгаризатором, модернизатором, модником, человеком, слишком подчиняющим свои научные выводы своему «патриотическому настроению». Ведь так? Вообразив меня таким, Вы и возражали не мне, не моей рукописи, а этому, созданному Вами, человеку.
Не подумайте, пожалуйста, что я обиделся. Я обижаюсь только тогда, когда меня хотят обидеть. В Вашем же добром ко мне отношении я абсолютно уверен. Мне бы только хотелось, чтобы Вы были более справедливы к моей аргументации (возражали бы не только на одни мои выводы, а и на мои аргументы). В докладе у меня аргументации не было (их[307] и не могло быть), но и тех выводов, против которых Вы возражали, в основном тоже не было.
Жаль, что Вам пришлось уйти. Устное слово всегда убедительнее письменного. Может быть, мое письмо Вас в чем-нибудь и не убедит.
Во всяком случае, о защите интересов крестьянства в «Слове о полку Игореве» я еще внимательно подумаю. Подумаю и об уточнении формулировок, чтобы быть правильно понятым.
Это письмо я написал Вам на всякий случай. Если, зайдя к Вам, я Вас не застану, то оставлю Вам статью и письмо. У нас испорчен телефон, и я не могу Вам позвонить предварительно (меняют кабель). Привет! Желаю Вам хорошенько отдохнуть летом. Не сердитесь и Вы на меня, пожалуйста.
Ваш Д. Лихачев 16.V.1952
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 20–23 об. Автограф.
11. Д. С. Лихачев — Н. К. Гудзию 22 октября 1953 г.
Глубокоуважаемый
и дорогой Николай Каллиникович! Мне очень и очень приятно получить от Вас поздравление[308]. Я не могу считать себя настоящим членом-корреспондентом, но постараюсь быть полезным изучению древней русской литературы, чем могу. Древнюю Русь я очень люблю, и вселить к ней уважение наибольшего числа людей, особенно молодежи, мне всегда особенно хотелось.
Передайте, пожалуйста, мои поклоны Татьяне Львовне[309] и Анне Каллиниковне[310].
Всегда помню, какое значение для меня имели Ваши работы. Мне хочется сейчас еще раз поблагодарить Вас за ту помощь, которую Вы оказали нам в тяжелое для нас время нападок И. П. Лапицкого.
С душевными приветами Д. Лихачев 22.X.53
Познакомились ли Вы с авторефератами моих учениц — Питолиной[311] и Масленниковой[312]? Они Вам их выслали.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 29 и об. Автограф.
12. Д. С. Лихачев — Н. К. Гудзию 24 декабря 1955 г.
Шлем лучшие пожелания, поздравления с Новым годом. Лихачевы
РГАЛИ. Ф. 2256. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 3. Телеграмма с поручением вручить 31 декабря. Датировано по почтовому штемпелю.
13. Д. С. Лихачев — Н. К. Гудзию 15 апреля 1956 г.
Дорогой Николай
Каллиникович!
Я слышал, что Вы собираетесь выставить кандидатуру В. М. Жирмунского в академики[313]?
Если Вы собираетесь выдвинуть его от группы ученых, то я очень бы хотел присоединить свою подпись.
Это не только крупнейший ученый и активнейший организатор, но и очень благожелательный человек, постоянно поддерживающий других, особенно молодежь. Благожелательность и порядочность — это два редких качества, в которых очень и очень нуждается сейчас наша Академия.
305
См.:
306
Житие Андрея Юродивого — широко распространенный в древнерусской литературе перевод с греческого языка повествования о любимом слуге византийского вельможи, принявшем христианство и за это изгнанном со службы.
308
Поздравление в связи с избранием Лихачева членом-корреспондентом АН СССР по ОЛЯ (русская литература).
310
Гудзий Анна Каллиниковна — одна из четырех сестер Н. К. Гудзия, жившая с ним и ставшая впоследствии распорядительницей его архива.
311
Питолина Руфина Петровна (по мужу Дмитриева; 1925–2001) — литературовед, археограф, библиограф; доктор филологических наук (1982). Окончила ЛГУ (1950), в 1953 г. под руководством Лихачева защитила кандидатскую диссертацию на тему «К вопросу об официальных политических идеях Русского централизованного государства („Сказание о князьях Владимирских“)». Сотрудник Отдела древнерусской литературы ИРЛИ, ученый секретарь отдела (1954–1989). Жена Л. А. Дмитриева.
312
Под научным руководством Лихачева в 1953 г. Н. Н. Масленникова защитила в ЛГУ кандидатскую диссертацию на тему «Присоединение Пскова к русскому централизованному государству».
313
Жирмунский стал академиком по Отделению литературы и языка (языкознание) АН СССР с 1 июля 1966 г. Лихачев был признателен Жирмунскому прежде всего за то, что тот в 1928 г. написал в ОГПУ, пытаясь добиться освобождения своего подающего надежды студента. После войны именно Жирмунский привел Лихачева в дом к А. А. Ахматовой, знакомством с которой Дмитрий Сергеевич очень дорожил (см.: