Не везде в Европе модный фашизм пришел к власти, но, скажем, английские фашисты и норвежские фашисты чувствовали себя прекрасно до поры до времени. Британский Союз фашистов и национал-социалистов великолепно просуществовал до 1940 года, когда по понятным причинам был запрещен. А норвежских фашистов закономерно поддержали немецкие фашисты после оккупации Норвегии.
Мелкие и средние фашистские партии были в Финляндии, Бельгии, Голландии, Швеции… Украинский же нацизм удачно презентовал Степан Андреевич Бандера.
Вывод: вся Европа в то время в острой форме болела различными социальными идеологиями – коммунизмом и фашизмом (в разных ипостасях). Разница между коммунизмом и фашизмом только в том, что коммунисты сеяли социальную рознь и опирались на класс пролетариев, а фашисты сеяли расовую и национальную рознь, объединяясь вокруг другого второстепенного признака – национального.
А что это мы все на одном пятачке тусуемся – в Европе?! Да, Европа – регион передовой, красивый, первым окунувшийся в индустриальную пролетарскую современность. Но давайте скакнем через океан и посмотрим на Аргентину. Век назад она была одной из самых богатых держав мира, начала бурно входить в индустриализм! А потом, сразу после войны, в стране был избран президентом Хуан Доминго Перон. Он очень заботился о бедных. И о рабочих. Не меньше, чем Гитлер. Не меньше, чем Муссолини. Они все очень любили рабочих! Люди важнее экономики, полагал Перон, так давайте отнимем у экономики и дадим людям!.. Перон провел закон о том, что президент отныне может избираться сколько угодно раз и имеет право запрещать партии, ввел институт своих представителей на местах (полпреды), поставил под контроль законодательную и судебную власти – и все для блага аргентинского народа. Все очень знакомо, не правда ли? Перон тоже решил прошмыгнуть в щель между капитализмом и социализмом и угодил в ту же ловушку с теми же аналогичными результатами в виде репрессий, подавления свобод, дирижизма и закономерного обрушения экономики вследствие управления ею.
Как в книжных магазинах американских кампусов ныне полно марксистской макулатуры, точно так же и в книжных магазинах Буэнос-Айреса сегодня полно литературы о перонизме, названном так в честь Перона. Многочисленные авторы разбираются, что же такое этот «перонизм» (одно из самых распространенных слов в Аргентине). Но если спросить обычного аргентинца, что такое перонизм, он начнет невразумительно мычать, будучи не в силах ответить на вопрос, на который пытаются ответить многочисленные авторы десятков книг. А для меня ответ на этот вопрос труда не составит. Я знаю, что такое перонизм. Это самый обычный фашизм с клеймом на боку «сделано в Аргентине». И поскольку все, что сделано в Аргентине, имеет примерно такое же качество, как советская продукция со знаком качества, такой у них и фашизм вышел. Страна потеряла экономику, приобрела целый класс голосующих дармоедов и любовь к ежедневным забастовкам вместо труда. А взамен приобрела ничего.
Аргентина с тех пор не может выбраться из инфляции и нищеты. Потому что любой фашизм (без разницы, красный, коричневый, синий или черный) убивает экономику… Кстати, биографическая мелочь – еще до войны Перон встречался с Муссолини, у которого и понабрался идей, в том числе в области архитектуры. Ну, любят диктаторы ампир и всякий прочий классицизм – традиционные же ценности!
Но почему так случилось в мире в первой половине ХХ века?
Мир тогда требовал социальности, потому что в эпоху индустриализации на авансцену истории выходили из деревни в город новые, малообразованные и потому диковатые массы, склонные к конспирологии и вере в простые решения. Эти массы выдвигали таких же лидеров из своей среды. «Отнять и поделить!» – в разной степени буквальности этого лозунга.
По некоторым причинам понятие фашизма не расширилось до покрытия собой сталинской системы. Видимо, это произошло потому, что красные с черными и коричневыми знатно повоевали, хотя первые два года мировой войны они были закадычными друзьями и действовали заодно. Но, как говорил Штирлиц, запоминается последняя фраза, а тут «последней фразой» стал воткнутый в купол рейхстага красный флаг. Плюс еще то обстоятельство, что коммунисты были на последнем этапе войны заодно с капиталистами. Наконец, сам поиск фашистами «третьего пути» и их нарочитое отделение себя от других социалистов (марксистского толка) тоже сыграл немалую роль в размежевании красных и коричневых. А вот коричневые и черные – немецкие нацисты и итальянские фашисты – попали в один каталожный ящик. Хотя, по сути, и красные, и коричневые, и черные – это левые, хотя степень левизны, то есть социальности и коллективности, у них разная [1].
1
На классическом примере Бенито Муссолини очень удобно изучать поиск Третьего пути. Вот две характерных цитаты из трудов основоположника фашизма, где он лавирует между капитализмом и коммунизмом:
«Мы не хотим, чтобы нас считали «телохранителями» буржуазии, которая <…> отличается трусостью и подлостью…»
«В экономике мы откровенные антисоциалисты. Я не жалею о том, что был социалистом, но я порвал с прошлым. Меня не мучает ностальгия. Сейчас речь идет не о приближении к социализму, а об удалении от него. <…> Хватит одного русского эксперимента».
Кстати, с такой оценкой большевистского эксперимента в экономике была согласна и Конфедерация итальянских промышленников, которая потребовала от итальянского правительства, чтобы «у руля государства могли встать сильные люди, использующие новые методы, способные подрезать крылья иллюзиям о грядущем коммунистическом рае, столь печально показавшим себя в других странах». Под другими странами они имели в виду большевиков, угробивших экономику политикой военного коммунизма, в результате чего Ленину пришлось вновь перекладывать руль в сторону капитализма и вводить НЭП, чтобы с помощью частной инициативы, которая является сутью капитализма, вытащить страну из голода и разрухи.