Выбрать главу

Напрасное кровопролитие и ненужные потери с обеих сторон не входили в расчет и потому, что в тылу у Булав[ина] двигалась уже 20-тысячная царская армия под начальством майора Вас[илия] Долгорукого, брата убитого Юрия. Необходимо было беречь силы.

Булавин разбил лагерь на протоке Василеве, в виду города.[31] Войсковой атаман Максимов дал приказание стрелять в мятежников из пушек. Несколько выстрелов огласили окрестности. По весеннему половодью звук далеко прокатился, но снаряды не долетали до рядов Булавинского войска и падали в воду. безполезная стрельба прекратилась. Черкаск продержался еще два дня. Утром 1-го мая ворота его отворились и из города потянулись к Булавинскому лагерю толпы черкаских казаков. Среди них шли связанными Лукьян Максимов и пять старшин, производивших сыск с Долгоруким. Старшина Иван Фролов, сын знаменитого войскового атамана Фрола Минаева, бежал в Азов к Толстому; с ним бежало еще 25 человек.[32]

Теперь все казаки, все «войско Донское» было вместе — Булавин выполнил первую часть своего плана — собрал воедино казаков. Прежде всего занялись — делами войскового управления. Старый войсковой атаман и старшины были свергнуты. Лукьян Максимов и пять старшин, выданные Кондратию Булавину, были отведены в Рыковскую станицу и там размещены по избам за крепкими караулами. На другой день, после сдачи Черкаска, было приступлено к суду над ними в общем войсковом кругу. Круг собрался в Скородумовской станице, верстах в трех от Черкаска — Черкаск был залит водой. (Пришедшее войско расположилось в самом Черкаске, в Рыковской и Скородумовской станицах).

Со времен Разина не собиралось такого многолюдного казацкого круга. Вышедшая из берегов река сияла лазурью в ярких бликах майских дней. Короткие струги и лодки качались у берегов. Волновалось море беспокойных голов. Смешанный гул голосов полыхнул ураганом, падал, сливаясь… крики бесшабашных гуляк — «сударей-братцев», голи кабацкой, плыли, колыхались над водой. Широкая яркая жизнь разгульной и вольной старины развернулась опять над тихою, величавою рекой, вышедшей из берегов.

Три дня в войсковом кругу шло расследование дела о бывшем старом войсковом атамане и бывших старшинах. Три дня шумели, пререкались, дрались, обвиняли, оправдывались, долго спорили о степени виновности, войсковой атаман и старшины обвинялись в утайке и присвоении 30 тыс. рубл. царского жалования, в самовольной раздаче за взятки войсковых земель новопришлым людям; в вымогательствах во время сыска кн. Долгорукого, вследствие чего в число подлежащих высылке попали не только пришлые с Руси люди, но и казаки-старожилы; в разорении многих станиц, в допущении вопиющих жестокостей со стороны Долгорукого и его отряда.

Бывший войсковой атаман и старшины обвинялись за многие неправды и разорение, а именно: «царское жалование в дуване не дуванили, новопришлым с Руси людей многое число принимали и о заимке юртов, без войскового ведома письма давали, а за те письма многие взятки себе брали; по указу царскому не одних пришлых с Руси людей, но много и старожилых казаков, проживавших на Дону лет 20 и больше, высылали насильно на Русь; вымогая взятки, сажали многих в воду, вешали по деревьям за ноги, женщин и младенцев между колод давили, чинили всякие ругательства и разорили многие станицы, разъезжая для сыску с князем Юрием Долгоруким».[33]

Больше всех озлоблены были на Лукьяна Максимова и бывших старшин Донецкие казаки, которым пришлось действительно много выстрадать от их усердия перед царскими требованиями и злоупотреблений. Максимов и пять старшин, сопровождавшие покойного Юрия Долгорукого, — были приговорены к смертной казни. Их привели в круг и начали сечь плетьми, желая выпытать и добиться признания, куда девались деньги, не поступившие в общий между всеми казаками дуван (20000 рублей вознаграждения за усмирение Астраханского бунта и 10000 рублей обычного годового жалования за 1708 г.). Сечение желаемых результатов не дало. 6го мая осужденным отсекли головы. Перед казнью Ефрем Петров сказал казакам: «хотя я от вас и умру, но слово мое не умрет: вы этот остров такому вору отдали, а великому государю тот остров знатен и реку великий государь всю очистит и вас воров выведет». Слова эти были до известной степени пророческими.