– Я знаю. Я его нашел.
Крессел положил руку на локоть Мэтлоку. Это был жест друга.
– Я вряд ли похож на истеричного пастуха, который дрожит за свое стадо. Но я обеспокоен. Я напуган. На моих глазах человека, едва умеющего плавать, бросают в воду на глубоком месте.
– Это субъективное мнение, – спокойно возразил Гринберг. – Этой проблемой мы тоже занимались. И если бы мы не считали, что он выплывет, мы бы к нему никогда не обратились.
– Обратились бы, – сказал Крессел. – Не думаю, чтобы такие соображения вас остановили. Вы слишком легко пользуетесь выражением «можно пожертвовать», мистер Гринберг.
– Жаль, что вы так считаете, потому что это неверно. Я не получил еще полной информации, Крессел, но разве не вы должны быть нашим связным? Ибо если да, то я предложил бы вам выйти из игры. Мы найдем кого-нибудь другого, более подходящего для такой работы.
– Выйти из игры и предоставить вам полную свободу действий? Позволить вам творить в университете суд и расправу? Никогда в жизни!
– Тогда давайте работать вместе. Как бы это ни было неприятно и вам, и мне… Вы настроены враждебно – может быть, это и хорошо. Придется мне быть повнимательнее. Слишком много у вас возражений.
Мэтлока встревожили слова Гринберга. Одно дело – сотрудничать с человеком, к которому ты не питаешь дружеских чувств, и совсем другое – бросать в лицо завуалированные обвинения или, как пишут в романах, «оскорблять».
– Я требую объяснений, – вспыхнул Крессел.
Гринберг ответил тихо и рассудительно – тоном, никак не соответствовавшим произнесенным словам:
– Больше вам ничего не надо, мистер? Сегодня я потерял очень хорошего друга. Двадцать минут назад я разговаривал с его женой. При таких обстоятельствах я объяснений не даю. В этом вопросе мы с моим начальством расходимся. А теперь помолчите, и я напишу, в какое время мы будем связываться, и номера оперативных телефонов, которыми вы будете пользоваться в случае необходимости. Если же они вам не нужны, можете убираться отсюда.
Гринберг положил чемоданчик на стол и открыл его. Сэм Крессел, несколько ошарашенный, молча подошел к агенту.
А Мэтлок смотрел на видавший виды кожаный чемоданчик, который всего несколько часов назад был прикован цепочкой к руке мертвеца. Он знал, что пляска смерти началась.
Пора принимать решения и заводить контакты с людьми.
Глава 6
Надпись на табличке под дверным звонком гласила: «Мистер и миссис Бисон». Мэтлоку не составило труда получить приглашение к ним на ужин. Преподаватель истории Бисон был польщен, когда Мэтлок предложил ему провести совместный семинар. Бисон был бы польщен, даже если бы кто-то из коллег уровня Мэтлока спросил, какова в постели его жена (это интересовало многих). А поскольку Мэтлок был явно настоящий мужчина, Арчер Бисон счел, что выпивка и болтовня с его женой в мини-юбочке могут способствовать укреплению отношений с этим уважаемым профессором английской литературы.
– Одну секундочку! – донесся со второго этажа задыхающийся женский голос.
То была супруга Бисона, и ее четкий выговор, усовершенствованный в пансионе мисс Портер и Финч, казался карикатурным. Мэтлок представил, как дамочка мечется вокруг тарелочек с сыром и напитков – и сыр, и напитки просто необыкновенные! – в то время, как ее муж наводит окончательный порядок в книжных шкафах и выкладывает несколько мрачных на вид томов в деланом беспорядке на столы таким образом, что гость просто не может их не заметить.
Любопытно, прячут ли эти двое маленькие таблетки ЛСД или капсулы метедрина? Дверь открылась, и миниатюрная жена Бисона – как и следовало ожидать, в мини-юбке и прозрачной шелковой блузке, свободными складками лежавшей на ее высокой груди, – улыбнулась ему самой бесхитростной улыбкой.
– Привет, я Джинни Бисон. Мы с вами встречались на нескольких вечеринках. Я так рада, что вы пришли. Арчи дочитывает курсовые. Пойдемте наверх. – И, не дав Мэтлоку ответить, она повела его по лестнице. – Жуткая лестница, но что поделаешь – такова цена, которую приходится платить, когда начинаешь с самого низа.
– Я думаю, это ненадолго, – сказал Мэтлок.
– Арчи тоже так говорит. Хорошо бы, не то у меня на ногах разовьются слишком выдающиеся мускулы!
– Я уверен, что Арчи не ошибается, – сказал Мэтлок, посмотрев на мелькающие перед его глазами вовсе не мускулистые, щедро выставленные для обозрения ноги.
В гостиной на кофейном столике причудливой формы размещены были сыр и напитки, а под лампой с украшенным кистями абажуром лежала выставленная напоказ книга Мэтлока «Интерполяции в „Ричарде II“.» Ее невозможно было не заметить.
Не успела Джинни закрыть дверь, как в маленькую гостиную влетел Арчи из другой комнаты, тоже маленькой, которую Мэтлок принял за кабинет хозяина. В левой руке он держал пачку бумаг, правую протянул гостю.
– Отлично! Я так рад, старина!.. Садитесь, садитесь. Давным-давно пора выпить. Господи, совсем в горле пересохло. За три часа прочел двадцать различных версий Тридцатилетней войны.
– Бывает! Вчера один парень сдал мне работу о «Вольпоне» [4] с весьма странным окончанием. Оказалось, он не читал пьесы, но видел фильм в Хартфорде.
– И в фильме другой конец?
– Совершенно.
– Вот это да! – взвизгнула Джинни. – Что вы будете пить, Джим? Можно мне называть вас Джим, доктор?
– Бурбон с водой. Конечно, называйте меня по имени, Джинни. К «доктору» я так и не привык. Мой отец считает, что это обман. У докторов должны быть стетоскопы, а не книги. – Мэтлок уселся в кресло, покрытое индейским серапе.[5]
– Кстати, о докторах. Я как раз сейчас пишу диссертацию. Нынешние летние каникулы да еще парочка – и все будет в порядке.
Бисон взял у жены ведерко со льдом и подошел к длинному столу возле окна, где стояли бутылки и стаканы.
– Но ради этого стоит потрудиться, – с чувством сказала Джинни Бисон. – Правда, Джим?
– Это очень важно и даст свои дивиденды.
– Да. И возможность публиковаться. – Джинни Бисон взяла со столика блюдо с сыром и крекерами и поднесла его Мэтлоку. – Это очень славный ирландский сыр. Поверите ли, он называется «бларни». Обнаружила эти сырки в маленьком магазинчике в Нью-Йорке две недели назад.
– Выглядит великолепно. Никогда не слышал о таком сыре.
– Кстати, о публикациях. Я на днях купила ваши «Интерполяции». Потрясающе интересно. Честное слово!
– А я уже о них почти забыл. Ведь четыре года прошло.
– Арчи говорит, их надо включить в список обязательной литературы.
– Еще бы! – сказал Бисон и подал Мэтлоку стакан. – У вас есть литературный агент, Джим? Это я из чистого любопытства. Сам-то я еще не скоро что-нибудь напишу.
– Ну уж неправда, и ты это знаешь, – надула губки Джинни.
– Да, у меня есть агент. Ирвинг Блок в Бостоне. Если вы над чем-нибудь работаете, я с удовольствием покажу ему вашу рукопись.
– Нет-нет, что вы… Это было бы ужасным нахальством с моей стороны… – с притворным смущением забормотал Бисон.
Он сел на диван рядом с женой, и они – сами того не замечая, подумал Мэтлок, – обменялись довольными взглядами.
– Будет вам, Арчи. У вас светлая голова. Настоящая находки для нашего университета. Иначе зачем бы мне предлагать вам совместный семинар? Наоборот, может быть, это вы делаете мне одолжение. Ведь если я приведу Блоку беспроигрышного клиента, это потом и мне принесет пользу.
На лице у Бисона отразилась искренняя благодарность. Мэтлок даже почувствовал некоторую неловкость, но тут он уловил в глазах Бисона что-то еще. Он не мог определить, что именно, но что-то было. Какая-то встревоженность, легкий испуг.
Это был взгляд человека, чей мозг и тело привыкли к наркотикам.
– Джим, вы очень добры. Я страшно тронут. Правда.
Сыр, напитки и обед шли своим чередом. Бывали минуты, когда Мэтлоку казалось, что он смотрит на себя со стороны и таким образом наблюдает за тремя персонажами какого-то старого фильма. Где-нибудь на борту корабля или в элегантной нью-йоркской квартире, и на всех троих нарядная одежда. Мэтлок не сразу понял, почему воображает себе все это именно в таком виде. Да потому, что в Бисонах есть нечто от тридцатых годов. Тех тридцатых годов, которые Мэтлок видел в ночных телефильмах. Некий анахронизм, в котором не сразу разберешься. Не то чтобы они держались неестественно, однако была какая-то фальшь в их чересчур выразительных разговорчиках, в подчеркнутой экспрессивности слов. А суть заключалась в том, что на самом деле они являли собой сегодняшний день своего поколения.