Он с удовольствием проследил, как всем разлили полные тарелки, и дал ложкой по лбу Ан-дзи, потянувшемуся за хлебом:
— А ты прочтешь молитву.
Все растерянно проследили, как он сцепляет замком руки перед лицом, и с явной неловкостью повторили жест.
— Благодарю, — неуверенно начал Ан-дзи, оглядел присутствующих и весело затараторил: — Господа нашего за этот козлобородник, и овес, и валерьянку, и хлеб, и мясо и...
— Хватит, молодец, — сказал Чеззе, и все принялись давиться супчиком.
Детям досталось по добавке.
После ужина с валерьянкой всех потянуло во двор, беситься. И Чеззе научил котят играть в охоту на змей. Себя с Ан-дзи он назначил охотниками, а остальные были змеями, которых ловили, связывали ремнем и допрашивали о всяких глупостях.
— Змеи справа, сэр, какие будут приказания? — азартно вопил Ан-дзи.
— Берем в клещи, — отвечал Чеззе.
Командовать он с детства любил, а еще интереснее было ловить Щи-цу, облапывать и зажимать извивающееся тело на пару-другую секунд.
Скоро опустились сумерки, в саду стало таинственно и запахло ночью.
— А ну брысь в дом, мелочь, — рыкнул Чеззе, и его голос разнесся низко и пугающе.
Все прыснули в дом, а Щи-цу он поймал за хвост и прошипел на ушко:
— Куда, змееныш, в сад беги.
— Но дети, надо уложить... чтоб умылись...
— Большие уже, — хмыкнул Чеззе и хлопнул котика по заднице, придавая ускорение: — Беги.
Тонкая фигурка затерялась меж деревьев, а Чеззе смотрел ему вслед, наслаждаясь свободой, призрачной северной ночью и своим желанием. А потом он пошел в сад, нашел Щи-цу в ветках огромной сосны и там же разложил, перекинув через толстенный корень, вспучившийся из-под земли, словно змея. Котик снова стонал и пищал... и дрожал и цеплялся за его плечи, когда он на руках вносил свою добычу в дом.
***Щи-цу
Хрупкое маленькое счастье Щи-цу было так зыбко. Так тоскливо-бессмысленно, что сердце рвалось от боли.
Чеззе обращался с ним ласково, нежно, он играл с братьями Щи-цу, это было похоже на настоящую семью. Но сам Щи-цу знал, что не заслуживает ничего хорошего. Что это он виноват в том, что Чеззе два года провел за решеткой. И когда Чеззе узнает правду, а он, несомненно, её узнает, не зря же устроился на работу в институт...
Тогда Щи-цу придется отвечать за свое преступление. И глупые объяснения, что он не знал, не помогут. Потому что он знал: случится нечто плохое. Уже отдавая Гра-хи свой биометрический ключ от лаборатории, он прекрасно понимал, что кто-то пострадает. Просто тогда еще не догадывался, что это будет Чеззе. Прекрасный, сильный, насмешливый Чеззе, предел мечтаний Щи-цу и герой его тайных грез. За свое слабоволие и трусость придется заплатить. Рано или поздно. И Щи-цу чувствовал, что он к этому готов. Только бы это произошло после операции. Ведь если Чеззе докопается до истины раньше, то и Гра-хи молчать не будет, и тогда все жертвы и страдания пропадут зазря...
Значит, нужно помешать Чеззе, немного оттянуть возможность получения им нужных данных. Но в этом случае Гра-хи опять может подставить того, кого зовет другом. Значит, Чеззе должен успеть раньше докопаться до истины... Но тогда и неприглядная правда об отце Щи-цу вылезет наружу, и — прощайте, гражданские льготы для верноподданных и, соответственно, лечение тройняшек...
Эти мысли скопом кружились в голове Щи-цу, когда утром Чеззе трахал его, еще полусонного, а оттого расслабленного и вялого. И когда они принимали душ, а Чеззе довел таки его до оргазма, посадив себе на плечи пахом к лицу, и Щи-цу оставалось только скользить пальцами по крыше душевой кабины и беспомощно постанывать от удовольствия. И когда он готовил тройняшкам и Чеззе завтрак, а потом проверял их ранцы на предмет оптических рогаток и прочих запрещенных в школе предметов. И когда они ехали на большом красивом каре Чеззе в школу. Дорога заняла двадцать минут, против обычных пятидесяти.
— Ты какой-то тихий, — заметил Чеззе, притормаживая у школы.
— Не выспался, — жалко улыбнулся Щи-цу, и это было правдой, он полночи искал решение сложившейся дилеммы, но так и ничего не нашел.
Чеззе самодовольно посмотрел на него и хмыкнул. Щи-цу не понял этого жеста, да и почти не обратил на него внимания.
Тройняшки гордо высыпали из машины наружу и с самодовольным видом махали одноклассникам. Те легко повелись на удочку и подбежали, чтобы посмотреть шикарный кар.
— Откуда? Чье? Где? — сыпались вопросы.
— Это кар нашего нового члена клана. Он альфа! — с важным видом поясняли тройняшки, светясь от гордости так, будто кар был их собственный.
Чеззе усмехнулся, помахал мелким рукой и поехал в институт. Щи-цу свернулся клубочком в большом удобном кресле и незаметно для себя задремал... Ему снилось, что его нет, точнее он есть, но его никто не видит, проходят сквозь него, стоят или сидят на нем, и даже в зеркале он не отражается. Сон был тяжелым, пропитанным отчаянием, он был рад, когда Чеззе разбудил его.
— Эй! Мы приехали, хватит дрыхнуть.
— Прости, — Щи-цу потер глаза кулаками и потянулся.
— Бледный ты какой-то, — неодобрительно покачал головой Чеззе, — и слабый.
— Бесполезный кот, — пожал плечами Щи-цу, — прости.
Не дожидаясь ответа он вышел из кара и пошел в институт.
Чеззе догнал его и дернул за плечо.
— Помни, что я тебе сказал! Чтобы больше никаких блядок! И не забудь всем сообщить, что у тебя есть альфа.
— Да кому я нужен... — Щи-цу поморщился от боли в плече, — если кто спросит, я скажу...
В институте они разошлись, Чеззе направился в отдел Осушения, а Щи-цу заглянул в лаборантскую и, прихватив планшетку, пошел в приемную, птичья группа сегодня отправлялась на карантин.
В предкарантинном блоке было шумновато, практиканты с последних курсов увлеченно опрашивали гвардейский спецназ, брали у них предварительные анализы и делали измерения. Щи-цу не любил практикантов, они слишком много смотрят по сторонам и слишком невнимательны при занесении данных. Вообще-то руководство и надзор по предкарантинному досмотру должен был осуществлять специальный врач, но он давно забил на эту скучную обязанность, переложив её на плечи Щи-цу.
Оглядев тоскливым взглядом помещение, Щи-цу тяжело вздохнул, сел за стол и включил навороченный рабочий комм.
— Доброе утро, Щи-цу.
— Доброе утро, доктор Ла-митта. У вас все готово к приему?
— Разумеется, давай, запускай по одному...
— Ждите.
— Ждем, если что я на связи.
— Конечно, спасибо.
Щи-цу откашлялся, но на него привычно никто не обратил внимание.
— Господа гвардейцы... Господа!
Кто-то поднял голову, но увидев Щи-цу, презрительно фыркнул и отвернулся. Еще одно привычное унижение.
Щи-цу зажег рамку над дверью в карантин. Это подействовало, гвардейцы потянулись к столу.
— Пожалуйста, имя, фамилию, позывной и номер идентификационной карты.
— Желях Ксижн, Соловей, два-два-два-ноль-один-три-девять-пять-семь-четыре ноля.
Щи-цу быстро пробил его по базе данных. Его худшие ожидания оправдались.
— Где стажер, ответственный за этого солдата? — спросил он, поднимая голову.
— Я здесь, — к столу пробилась молоденькая пухлая нека с огромными глазами.
— Почему нет сегодняшних данных по моче и крови? — Щи-цу даже не пытался изображать строгость, он просто устало констатировал факт: — У вас час был до моего прихода. Чем вы занимались?
Судя по тому, как милашка покраснела, ничем из того, что предписывала инструкция.
— Хватит к ней липнуть, — Желях ударил кулаком по столу, — пропускай давай!
— Я не могу, нужны ваши новейшие анализы и, кстати, подпись о том, что за два дня, прошедших с момента обследования, вы не принимали алкогольных, наркотических и других психотропных средств, способных повлиять на ваше здоровье.