Он был огромен — настолько, что ему пришлось пригнуться, чтобы огромная голова, украшенная парой мощных закрученных рогов прошла в проём, не задев притолоки. Огромен и чертовски тяжёл.
Не четыреста фунтов — все шестьсот[203], механически прикинула та часть рассудка Лэйда, что осталась не придушена ужасом и теперь вхолостую крутила невидимые и бессмысленно щёлкающие рассудочные шестерни, не связанные более с телом. И отнюдь не жир. Под алой, гладкой и лоснящейся, как сырое мясо, кожей отчётливо были видны мышцы, чьё расположение лишь местами соответствовало человеческой анатомии, по большей части они крепились к костям, которых не было в человеческом скелете. Эти мышцы ворочались на своих местах, напоминая жирных узловатых угрей, въевшихся под кожные покровы и копошащихся под ней, извиваясь и переплетаясь друг с другом. Чудовищная мощь, отвратительная в своём гипертрофированном сверхчеловеческом строении — так мог выглядеть Адам, заключённый на тысячи лет в ад, где Люцифер в порыве своей садистской страсти истязал его, перекраивая сотворённое некогда Господом тело, придавая некогда совершенным чертам изуверское и в то же время нечеловечески-изящное строение.
Он был алым, точно минуту назад искупался в парной крови, и вынырнул, ещё влажный, окутанный багряной мантией, сладостно отфыркивающийся и полный сил до треска в бугрящихся подкожными волдырями мышцах. Стоило ему войти, как позади него распахнулись тяжёлые кожистые крылья, пронизанные поперечными костяными отростками и трепещущие за спиной.
Из распираемой мышцами шеи, толстой, как древесный ствол, торчала голова, увенчанная двумя парами тяжёлых изогнутых рогов, похожих на буйволиные. Словно в насмешку над искажённым телом неизвестный скульптор пощадил его лицо, оставив ему отчётливо человеческие черты, но и те несли на себе отпечаток противоестественной природы, страшную печать родства с Ним. Губы были вывернуты наизнанку и напоминали куски сырого мяса, между которыми виднелись, точно обломки кости, неестественно белые зубы. Из-под тяжёлого покатого лба на Лэйда смотрели лишённые век глаза, пронизанные багровыми кровавыми жгутами капилляров, в центре которых располагалась несимметричная клякса серого зрачка.
Чудовище распахнуло пасть, ощерив частокол выпирающих из обнажённого кровоточащего мяса зубов, отчего по всей комнате, заглушая вонь бальзамированных тел, распространился кисло-сладкий аромат уксусной эссенции.
— Добрый день, джентльмены, — в тёмной расщелине пасти шевельнулся узловатый, похожий на высохшую и полусгнившую змею, язык, — Приятно видеть, что вы…
Лэйд выстрелил, целясь точно промеж зубов. Так, чтоб пуля ударила точно в глотку, загнав внутрь распахнутого алого зева так и не произнесённые слова. Чтоб превратила шейные позвонки в кроваво-костяной сгусток, вышибленный наружу сквозь затылок.
Попал. Он знал, что попал точно в цель, несмотря на едкий пороховой туман, затянувший всю комнату, и звенящие жёлтые солнца, пульсирующие перед глазами. Прицел был выверен, а рука не дрожала. Лэйд знал, что увидит, когда рассеется дым. Мистер Роберт Адамс, изобретатель револьверной пули в калибре ноль-четыреста пятьдесят, был образцом здравомыслящего, образованного и учтивого британского джентльмена, однако при всех своих несомненных достоинствах излишним гуманизмом не отличался. Пули его конструкции, выпущенные в упор, обыкновенно оставляли после себя весьма неприглядную картину в виде размозжённых страшным ударом тканей и переломанных костей. Не очень изящно, зато действенно и надёжно.
Лэйд ощутил, как машинально напряглись колени, готовые ощутить громоподобный удар тяжёлого тела. И тревожно зазвенели, не ощущая этого самого удара, от которого должен был содрогнуться пол. Что-то было не так. Этого ещё не ощущал мозг, но об этом тревожно пела превратившаяся в ледяную прожилку поджелудочная железа, наполняя нутро тревожным липким соком. Что-то было не так, он где-то ошибся или…
— Судя по всему, вы тот, кого на улицах именуют Бангорским Тигром, — унизанный выступающими венами язык несколько раз сладострастно причмокнул, точно чудовищепробовало его имя на вкус, — Я полагал, что мы с вами рано или поздно встретимся, но даже не подозревал, что это случится при подобных обстоятельствах. Знаете, как-то в Найнитале[204] я познакомился с одним молодым парнем по имени Джим. Кажется, его звали Джим Корбетт. Славный малый, управлявшийся с ружьём лучше, чем болтун по прозвищу Буффало Билл. Ему не было и двадцати, а за ним уже числилась дюжина леопардов и тигров…