— Вздор! — Доктору Генри показалось, что он выдыхает из лёгких не слова, а обжигающее пламя, — Не смейте так говорить, Ортона! Не смейте!
— Иначе что? — Поэт усмехнулся, но кривая улыбка, прежде оживлявшая его кислое острое лицо, в этот раз показалась лишь скользнувшей по скулам тенью слабого мотылька, — Сдадите нас Канцелярии? Мне плевать. Я своё уже отбоялся. Довольно, Доктор. Впрочем, мне, наверно, всё равно стоит вас поблагодарить. Представление получилось захватывающим, хоть и порядком затянулось.
Поддерживаемый под руку молчащей Графиней, он вышел. Доктор Генри не сразу понял, что остался в одиночестве. Он огляделся. Пустая комната вдруг показалась ему столь огромной, что закружилась голова. Эта комната помнила дыхание чужих людей, казалось даже, будто в ней застыли призраки их призраки — прозрачные слепки четырёх сидящих за столом людей.
Но их не было. Он остался один.
Как это несправедливо устроено, отрешённо подумал Доктор Генри, машинально бросив взгляд в сторону окна, будто надеясь увидеть там, на улице, четыре удаляющиеся силуэта, но, конечно, ничего не увидел — окно было надёжно заколочено досками. Несостоявшийся отец вынужден стать могильщиком своего погубленного детища.
Доктор беспомощно огляделся. Крепкая дверь, заколоченные окна, прочные запоры. Когда-то это место казалось ему крепостью. Крепостью, в которой можно было держать оборону. Сейчас, когда её покинули последние защитники, крепость превратилась в тюрьму. И даже запах сделался тюремный, затхлый, смердящий.
Нет, «Альбион» никогда не был моим ребёнком, подумал Доктор Генри, бессмысленно глядя в заколоченное окно, почти не пропускающее света. Моими детьми были вы четверо. Люди, с которыми я по доброй воле соединил свою судьбу.
Боящаяся сама себя Графиня, ищущая спасения в любви. Самоуверенный Пастух, отчаянно пытающийся удержать ситуацию в руках и привыкший полагаться лишь на себя. Ворчливый Архитектор, который ощущал себя чужим для окружающего мира ещё до того, как сделался частью Нового Бангора. Вздорный и болезненно насмешливый Поэт, привыкший причинять себе боль не меньше, чем окружающим…
Эти люди доверились ему, вручили ему свои судьбы — в ситуации, когда не доверяли даже сами себе. И вот, к чему он их привёл. Сперва вдохнул надежду, а после выпил всю кровь и растоптал. Быть может, вытянул те силы, которые были необходимы им, чтоб сопротивляться. Погубил их, своих единственных последователей.
Он обвёл взглядом пустую комнату, будто пытаясь найти в ней поддержку, но ничего не нашёл. Пустая, безлюдная, она выглядела страшно и тоскливо, как брошенный дом или разорённый храм. Люди, ушедшие отсюда, не оставили тут ничего, ради чего стоило бы вернуться. Доктор Генри попытался найти какие-то нужные слова, чтобы выразить колющую душу тоску — точку капитана, последним оставляющим свой тонущий корабль. Но в душе, похожей на распоротый сырой мешок, ничего подходящего не нашлось.
Доктор Генри протянул руку к лампе, стоящей на столе.
— Последнее заседание клуба «Альбион» завершено, — негромко произнёс он, — Секретарь может быть свободен вплоть до… особых распоряжений.
И потушил свет, позволив темноте захлестнуть комнату подобно волне.
Часть третья — Глава 11
— Сколько вы ещё будете копаться там, Уилл?
Уилл встрепенулся, точно уколовшись о гвоздь.
— Я… Простите, мистер Лайвстоун. Вот он. Уже нашёл.
В его руках Лэйд, скосив глаза, разглядел холодное мерцание лезвия. И верно — дешёвый нож с деревянной рукоятью. Настоящий хлам, не стоящий и половину шиллинга, но при виде его Лэйд ощутил такое облегчение, будто высвободил из камня сверкающий Кларент[215].
— Чего вы ждали? — рявкнул он, — Или намеривались дослушать историю до конца? Не стесняйтесь, чего уж там, это ведь не вы привязаны к кровати в ожидании визита проклятого людоеда!
— Простите, — Уилл потупился, — Я… заслушался.
— Остолоп! Режьте верёвку!
Но Уилл почему-то остался стоять, крутя в руках рыбацкий нож. Судя по тому, как неловко он это делал, ему никогда не приходилось держать в руках оружия, пусть даже такого примитивного.
— Почему вы застыли? Верёвка!
Уилл медленно поднял на Лэйда взгляд.
— Сейчас разрежу, мистер Лайвстоун. Но перед этим… Мне кажется, нам надо обсудить один вопрос.
— Вопрос?! — взревел Лэйд, забыв о коварных затягивающихся узлах. Он рванул руку и зарычал от боли, когда просмолённые конопляные волокна, жёсткие, как проволока, содрали кожу с его запястий, — Вы в самом деле считаете, что Красный Дракон будет терпеливо ждать, пока вы балуетесь праздными вопросами, теша своё любопытство?