Они подходят к Эммаусу, и незнакомец дает понять, что должен с ними расстаться. Они просят его побыть с ними еще, и это удивительно трогательные слова: «Останься с нами, потому что наступает вечер, и день уже на исходе». Побудь с нами, уже приближается ночь. Пребудь с нами, день уже клонится к вечеру — как говорится в известном нам гимне. И незнакомец остается. Они садятся за стол, незнакомец берет хлеб, благословляет, преломляет и дает его своим спутникам. В этот момент, как пишет Лука, «у них открылись глаза, и они узнали Его». Что же происходит в следующий миг? «Он стал невидим для них».
Если бы я ограничился всего одним повествованием, желая показать, что рассказы о Пасхе представляют собой притчи о воскресении, я бы выбрал именно этот. Как притча он имеет великий смысл, хотя представить себе, что здесь речь идет о реальном событии, которое можно было бы заснять на видео, крайне сложно. Эта история заставляет читателя о многом размышлять. Воскресший Иисус открывает смысл Писания. Его узнают в момент преломления хлеба. Он идет рядом со своими последователями, даже когда они об этом не подозревают. Этот рассказ сжато, метафорическим языком говорит об опыте жизни христиан на протяжении нескольких десятилетий, хотя все действие занимает половину дня. Неважно, происходило это или нет, в каком-то смысле Эммаус совершается всегда.[216] Встреча на пути в Эммаус совершается снова и снова — вот в чем заключается истина метафорического повествования, подобного притче.
Явление Воскресшего Фоме
Этот эпизод часто называют «уверением Фомы» (Ин 20:24–29). Он следует за рассказом о явлении Иисуса ученикам в доме с запертыми дверями вечером Пасхального воскресенья (Ин 20:19–23). В тот вечер Фома отсутствовал. Появившись среди учеников, Иисус сказал: «Мир вам», — а затем показал раны на руках и в боку. Затем ученики рассказали об этом Фоме: «Мы видели Господа», — однако тот им не поверил. Фома ответил: «Если не увижу на руках Его следа от гвоздей и не вложу пальца моего в место гвоздей и не вложу руки моей в бок Его, никак не поверю». Это готовит читателя к сцене явления, произошедшей неделю спустя:
Снова были ученики в доме, и Фома с ними. Приходит Иисус, когда двери были затворены; и стал посредине и сказал: мир вам! Затем говорит Фоме: дай палец твой сюда и посмотри на руки Мои, и дай руку твою и вложи в бок Мой, и не будь неверующим, но верующим. Ответил Фома и сказал Ему: Господь мой и Бог мой! Говорит ему Иисус: ты потому уверовал, что увидел Меня. Блаженны не видевшие и поверившие.
Косвенно эта история содержит два важнейших положения относительно Пасхи, которые мы находим у Павла, в евангелиях и во всем Новом Завете. Ученики восклицают: «Мы видели Господа!» — это значит, что Иисус живет, он не превратился в прошлое, он присутствует в нынешнее время. Восклицание же Фомы: «Господь мой и Бог мой!» — это классическое выражение послепасхальной веры: Иисус есть Господь.
И еще одно, последнее, замечание: часто в христианских проповедях и книгах о Фоме говорят как об отрицательном примере, как о том, каким не следует быть ученику Иисуса. Когда я был ребенком, я знал, что хуже «неверующего Фомы» может быть только один герой: Иуда. Нам надо верить, а не быть скептиками и не задавать лишних вопросов. Не следует сомневаться, подобно Фоме. Я действительно слышал рассуждения одного апологета из консервативных христиан, который говорил: грех Фомы заключается в том, что он не поверил апостольскому свидетельству других учеников.
Но если мы, читая окончание этой истории, не будем окрашивать слова Иисуса обвинительными интонациями, мы увидим, что здесь нет осуждения Фомы. Этот ученик хотел пережить свой опыт встречи с Воскресшим, а Иисус с уважением отнесся к этому желанию и явился Фоме. Поэтому можно читать слова Иисуса, не слыша в них осуждения: «Ты потому уверовал, что увидел Меня. Блаженны не видевшие и поверившие». Тут говорится всего лишь о блаженстве тех, кто верят без непосредственного опыта такой встречи, но нет осуждения тем, кто, подобно Фоме, алчут и жаждут этой встречи.
Воскресший Иисус
Завершив разговор о пасхальных повествованиях, я хочу снова вернуться к вопросу об истории и притче. Без сомнения, как притчи о воскресении эти повествования содержат глубочайшую истину. И для моей христианской жизни неважно, описаны ли тут события, которые я сам или вы могли бы наблюдать, если бы там очутились. Для меня неважно, оказалась ли гробница пустой или нет.
216
John Dominic Crossan, Jesus: A Revolutionary Biography (San Francisco: HarperSanFrancisco, 1994), p. 197. Кроссан излагает свой вывод в двух коротких предложениях, по три слова в каждом: «Эммауса не было. Эммаус существует всегда». Я с ним согласен, но не стал приводить первое предложение, чтобы не отвлекаться на споры о том, происходило это на самом деле или нет.