Изучение законов построения и развития мелодики печорских былин заставляет несколько по-иному поставить вопрос о взаимоотношении текста и напева.
Традиционное представление о подчиненной роли напева былинному тексту далеко не всегда подходит к печорским былинам.
Анализ построения мелодики и архитектоники напева заставляет думать, что здесь действуют свои специфические музыкальные закономерности, не только не вытекающие из закономерностей стихосложения, но подчас подчиняющие себе ритмику и форму былинного стиха.
В некоторых напевах, где особенности музыкальной формы, строго выдерживаемые из строфы в строфу, подчиняют себе форму былинного стиха, необходимая смысловая цезура разрывает слово (см. напевы V, VII, VIII, X, XIII, XIV).[105]
Иногда устойчивая музыкальная форма напева, деленного на два самостоятельных построения, вступает в противоречие с формой былинного стиха, что заставляет исполнителя вставлять в стих наигрышный слог (см. напев VI).
Подавляющее большинство былинных напевов Печоры имеют так называемые однострочные напевы, но, вопреки утверждению некоторых музыковедов, внутреннее членение этих напевов не является редким исключением.[106] Скорее наоборот: исключение составляют напевы без внутреннего членения. Характерно, что к последним относятся напевы, начинающиеся с неустойчивых или быстро произносимых звуков, тогда как напевы, начинающиеся с устойчивых и протяженных звуков лада, как правило, имеют внутреннее (явно выраженное или скрытое) членение на два, реже три отрезка. В отдельных случаях это членение активно подчеркивается исполнительской манерой (цезуры, дыхание, смысловые остановки), в других, даже при расчлененном напеве, — исполнитель, стремясь к непрерывности и текучести мелодии, соединяет не только полустрофы, но и строфы в одну непрерывную линию, делая смену дыхания неощутимой.
Проблема дыхания, приобретающая при непрерывном повествовании особо важное значение, решается различными исполнителями по-разному.
При так называемом «артельном» пении ведущий исполнитель просто не допевает строфу до конца, так как каданс подхватывается другим или другими исполнителями. При этом образуется своеобразная связка, соединяющая конец предыдущей строфы с началом следующей (см. напев II).
Именно это вызванное необходимостью двухголосие и породило представление о якобы распространенном в ряде районов Севера многоголосном (хоровом) исполнении былин.[107] Однако такое двухголосие является не только техническим приемом продления дыхания. Очень часто появление второго голоса при исполнении былин влечет за собой образование вариантов попевок и, в сущности, создание двухголосной редакции напева, т. е. ансамблевого исполнения, но ни в коем случае не хорового.
При одноголосном исполнении мастера-сказители, стремясь к непрерывности повествования, предпочитают подчас брать дыхание даже перед последним устоем музыкальной строфы (Т. С. Кузьмин), либо исполнять на вдохе (без определенной системы) отдельные слога и ноты (А. Ф. Пономарев). И только в напевах с ясным музыкальным членением дыхание, как уже отмечалось, берется по смысловой музыкальной цезуре.
Трудно сказать что-либо определенное в отношении так называемых типовых напевов или типовых групп, присущих отдельным исполнителям.
Так, от замечательного среднепечорского мастера Н. Ф. Ермолина (дер. Трусовская на реке Цильме) записано 6 былинных сюжетов с одним устойчивым напевом, тогда как другой талантливый сказитель из того же микрорайона (дер. Кривомежная), Л. М. Носов, исполнил две былины с различными напевами, не имеющими сходства с напевами Н. Ф. Ермолина.
Наиболее выдающиеся нижнепечорские сказители, А. Ф. Пономарев (г. Нарьян-Мар) и Т. С. Кузьмин (дер. Тельвиска), имеют свои излюбленные группы напевов. А. Ф. Пономарев исполнил 7 былин, пользуясь двумя напевами, Т. С. Кузьмин — 9 былин на три напева.
Собранные материалы подтверждают не раз уже высказанное положение о том, что былинные напевы, как правило, не прикреплены к определенным сюжетам. Можно указать лишь один весьма любопытный случай устойчивого прикрепления. Историческая песня «Кострюк», исполняемая печорскими сказителями на былинный напев, записана от четырех различных исполнителей в различных точках нижнепечорского района с одним устойчивым, прикрепленным именно к данному сюжету напевом.[108]
Каждому подлинному мастеру-сказителю присуща своя исполнительская манера, свой особый художественный почерк, свой стиль (вне зависимости от исполняемого былинного сюжета).
105
Неправильно было бы думать, что эта цезура обусловлена необходимостью брать дыхание. Проблема дыхания, представляющая при исполнении былин особый интерес, будет рассмотрена ниже. В приводимых примерах музыкальная цезура совпадает с дыханием сказителя, что лишний раз подчеркивает удивительное чувство музыкальной формы, присущее большинству подлинных мастеров.
106
См.: Т. В.
107
В качестве редкого исключения см. записи 1929 г. в дер. Абрамовской на реке Пижме (Астахова, 1938, напевы IX и X).
108
Из сказанного не следует, что на этот напев не могут исполняться другие сюжеты. Однако песня о Кострюке поется, по-видимому, только на этот прикрепленный напев. К сожалению, отсутствие записей «Кострюка» в среднепечорском районе не позволяет судить о распространенности этой оригинальной традиции.