Есть основания предполагать, что все они жили в состоянии постоянного психологического напряжения. И не только потому, что Петр задал не всем посильный темп существования, и не только потому, что за провинность царь мог покарать жестоко (в зависимости от сиюминутного состояния его духа), но и потому, что подспудная групповая борьба, которая при наличии царя-арбитра велась главным образом доносами друг на друга, после его ухода могла превратиться – и превратилась – в физическое уничтожение соперников.
Нравственный распад большинства соратников Петра, приводивший в ужас как его самого, так и многих позднейших наблюдателей (от Щербатова и до Соловьева с Ключевским и Милюковым), требует объективного и пристального изучения. Без понимания глубинных причин этого явления трудно понять далеко идущие последствия «революции Петра». Здесь мы только обозначили само явление.
Коррупция в окружении Петра – сюжет горький и необозримый. Соловьев в «Истории России…» посвятил ему немало страниц. В наше время этой проблематикой углубленно занимался Дмитрий Олегович Серов[51].
В этих работах развернута фантастическая по наглости и цинизму и в то же время трагическая картина. Запущенная Петром машина искоренения коррупции перемалывала жизни и судьбы как виноватых, так и невиновных. При этом не достигая результата.
Значение работ Д. О. Серова заключается еще в том, что, будучи широко образованным знатоком «юридической истории» России, он сопоставил криминогенную ситуацию Петровской эпохи (и ее особенности в этом смысле) с ситуацией Московского государства.
Именно в годы выхода России из самого тяжелого в ее истории кризиса (имеется в виду Смутное время. – Я. Г.), в годы скудости и разорения сформировались три важнейших параметра национальной государственной службы: высокий престиж, компетентность и ответственность исполнителей.
Непревзойденный знаток отечественного Средневековья С. Б. Веселовский так писал об управленцах XVII века: «Это были сметливые мужики, хорошо усвоившие путем практики технику дела… Связанные тесными и постоянными сношениями с управляемым населением, подьячие не только знали все тонкости и мелочи делопроизводства, но и все детали дела. Они прекрасно знали, насколько приблизительно повысится кабацкий доход какого-нибудь Можайска, если через него пройдут на государеву службу ратные люди; как отразятся ранние заморозки на торговле Устюга или мелководье на ярмарке Нижнего, где какой урожай и где хорошо идут какие промыслы»… Как бы то ни было, чиновничьего «беспредела» Россия XVII века не знала, не был он неизбежен и в перспективе. Завидный общественный статус, безусловная компетентность немногочисленных служащих, не исключено, выработали бы в XVIII в. тип управленца, сочетающего профессионализм и ответственность за исполняемое дело с высоким культурным уровнем, с понятием о служебной чести. В среде таких людей всё более уважался бы закон, не была бы нормальным явлением взятка. Впереди, однако, Россию ожидала эпоха «великих реформ» Петра I[52].
Трезвый и опытный историк, Серов не идеализирует Московское государство, но непредвзято просчитывает возможные варианты развития бюрократического аппарата в условиях эволюции.
Далее он столь же трезво и непредвзято оценивает характер петровской реформы: «На протяжении четверти века Петр I упорно стремился организовать жизнь русских людей „правильно“. Человек деятельный, но не деловой, волевой, но недальновидный, царь Петр Алексеевич вполне искренне желал сделать в России как лучше, абсолютно не видя при этом реальной действительности».
Об этом игнорировании реальности как определяющей черте петровского мышления, о его ураганном утопизме, о том, что такое «как лучше» в его представлении, мы поговорим позже. А пока продолжим хотя бы фрагментарно воссоздавать ту картину государственного бытия, которая предстала перед царем-победителем, полтавским героем, в редкий момент перерыва в яростном движении, и подкрепим сведения западных дипломатов отечественными данными.
29 декабря 1713 года Петру передали «подметное» письмо, поражающее своей основательностью и конкретностью: «Вашего величества нижайшие богомольцы, убогие сироты, соборне и келейне Бога всеблагого моля, падши умоляем… Господин Мусин известный коварный лукавец и гонитель всякие правды. Долгорукие вора Наумова отписные деревни отдали, по свойству, сыну его; они же, укрывая Ильина в приеме беглых рекрут, Колычева в краже и продаже фузей, забрали дела от Ершова (московский вице-губернатор. – Я. Г.) в Сенат и по указу не учинили. Господин Волконский тульских купцов разорил вконец; повелено на государя делать по 15 фузей в год на сроки, и между теми сроками, исполняя свои прихоти, заставляет их делать многое свое ружье оборонным лучшим мастерством; а который не сделает указанного ружья на срок, таких мучит жестоким истязанием, и надсмотрщик стольник Чулков с них за то великие взятки берет и у выдачи денег вычитает, и говорит, что половина князю, а другая половина ему. Никита Демидов обещал поставлять железо не выше 13 рублей двух денег, поставил в Тверь 20 000 пудов и, по заступлению Волконского, получил по 16 рублей 4 деньги за пуд, а с купцов берет по 13 и меньше за пуд; да и другие артиллерийские припасы другие возьмутся поставлять за половинную против Демидова цену. Демидов неправдивец, но ему доставалось не столько барыша, сколько Волконскому и другим».