Ребе со смолокуренной фабрики поблагодарил еврея за то, что тот проводил его, и ушел. Мясник остался стоять, опустив свои тяжелые руки, и смотрел вслед Махазе-Аврому, пока тот не пропал за деревьями, а золотистый песчаный шлях не остался лежать пустой в солнечной тишине.
Глава 8
Изучавшие Тору в начальной ешиве находились в местечке первое лето и не знали Махазе-Аврома. Они думали: то, что было раньше, их не касается. С обывателями ему не о чем говорить, но с сынами Торы он будет разговаривать. Первым охотником встретиться с ним оказался Шия-липнишкинец. Шия перевернул в синагоге все книжные шкафы, но не нашел сочинений Махазе-Аврома. Тогда он сразу же задал неудобный вопрос: если в месте, где изучают Тору, где есть Вавилонский Талмуд, Иерусалимский Талмуд, Маймонид, Тур[203] и «Шулхан орух», но нет Махазе-Аврома, это ведь знак того, что можно без него обойтись? Так в чем же он законодатель нашего поколения, потрясающий основы мира? Илуй помчался из синагоги на рынок и ввалился к лавку реб Гирши Гордона с криком:
— У вас есть книги Махазе-Аврома?
Зять раввина тоже хотел в свое время узнать, в чем состоит величие реб Аврома-Шаи-коссовчанина. Будучи в Вильне для закупки мануфактурных товаров, он купил себе и эти сочинения. Шия-липнишкинец вернулся с целой стопкой одолженных книг в синагогу и погрузился в них. Время от времени он перелистывал страницы, слюнявя пальцы, а потом бросился через местечко к лесу. Своими кривоватыми желтыми зубами он кусал губы, размахивал руками и ругал себя самого: «Придурок, сын Дятла! Глупец, сын Недоумка!» В его мозгу кипели по двадцать доводов по поводу каждой проблемы. Он наизусть барабанил чуть не всего Махазе-Аврома, сам себя переспрашивал, выкручивался из всех его ловушек, смешивал все его новшества с прахом земным, пока не заблудился в лесной чаще. Он упал, споткнувшись о торчавшие из земли корни. Наконец он, скорее чутьем знатока Торы, чем своими полузакатившимися чернильно-черными глазами, все-таки отыскал смолокурню и стремительно ворвался во двор.
Вернувшись в синагогу, он бушевал и кричал окружившим его ученикам:
— Я разговариваю с ним десять минут, двадцать минут, двадцать пять минут, я критикую его учение с помощью всех трактатов Талмуда, с помощью Маймонида, с помощью всего «Шулхан оруха». Он меня выслушивает, долго молчит и отвечает так: «Может быть, вы правы. Я не помню наизусть, что написано в Гемаре, и не помню, что я сам писал. Мне вообще трудно разговаривать об учении».
Ешиботники были удивлены. Один Йоэл-уздинец смеялся про себя: «Этот Махазе-Авром — умный человек. Он не хочет иметь дела с сумасшедшим».
— Со мной он будет заниматься, — шепнул парням Йоэл и отправился на смолокурню разодетый, как когда-то, идя на встречу с невестой. Тросточку он держал за середину, чуть на отлете, как носят этрог с лулавом. Шагал медленно и следил за тем, чтобы не запылить ботинки. При этом он потихоньку обдумывал, что должен спрашивать и что отвечать, как подобает взрослому солидному парню. Так же он и вернулся со смолокурни в синагогу: без единой пылинки на одежде, без единой морщинки, без единого пятнышка на шляпе, только на лбу у него выступил пот.
Как не мог уздинец повернуть голову, не повернувшись при этом всем телом, так же он не мог придумать лжи. Йоэл рассказал чистую правду, что Махазе-Авром позволил ему говорить до тех пор, пока он сам не перестал. Ответил он ему так же, как и липнишкинцу: он не помнит наизусть, что написано в Гемаре, и даже того, что писал в своих собственных книгах. Тем не менее Махазе-Авром и молчал с ним, и беседовал с ним о делах этого мира. Расспрашивал, как долго он учился к Клецке, почему оттуда уехал и как долго собирается оставаться в Валкениках.
— Я все-таки умею делать выводы, я знаю, что он имел в виду, — воскликнул уздинец.
— Может быть, он хотел одолжить у вас пару злотых? — стали шутить ешиботники.
— Он имел в виду узнать, почему я еще не женился. — Старый холостяк приложил палец к виску, сморщил лоб, подняв брови вверх, а потом, опустив их вниз, как он обычно делал, когда раздумывал, давать или не давать ссуду товарищу.
203
Систематизированный сборник галахических постановлений, известный также под названием «Арба турим» («Четыре колонки» —