Когда ешиботники шли, как это у них называлось, на «биржу», двое младших учеников становились по обе стороны от Ошера-Лемла и говорили ему, что хотят услышать из его уст слова Торы. Тогда Ошер-Лемл поспешно сам становился с краю и просил оказавшегося в середине паренька, чтобы тот сказал ему свой комментарий на слова Торы. Паренек не заставлял себя долго упрашивать и начинал говорить, размахивая руками: «Прямое толкование как раз прямо противоположно…» — а краснинец при этом радовался. Такое поведение противоречило заведенным в ешиве порядкам. Однако каждый понимал, что Ошер-Лемл хотел таким образом добиться, чтобы младший ученик обрел уверенность в себе, потому что тогда он будет ощущать ответственность и по отношению к другим. Ошер-Лемл не принадлежал к какой-либо определенной группе. Иногда он сидел с одной группой, а иногда — с другой. Парни спорили до полуночи, а он молчал, ссутулившись и опустив веки, как будто погрузившись в дрему. Черная борода закрывала его щеки почти от самых глаз, прятала рот и подбородок. По внешнему виду Ошера-Лемла нельзя было понять, о чем он думал, но все знали, что чужие красивые слова превращаются у него в красивые дела. Так что сколько бы ни кипятились и ни препирались ешиботники, они постоянно слышали молчание краснинца, покорявшее всю группу. Все следили за выражением его лица, пытаясь понять, о чем он думает. Как-то на собрании молодых парней, беседовавших об учении и мусаре, один из них спросил его:
— Реб Ошер-Лемл, почему вы молчите? Скажите правду, вы кому-нибудь завидуете или нет?
— Конечно, завидую, — удивился краснинец этому странному вопросу. — Я завидую каждому, у кого есть хорошая голова.
Когда ближайшие товарищи Даниэла-гомельчанина перестали приходить дежурить у его постели, выяснилось, что краснинец навещает его. Как часто он навещал больного и как они общались между собой, никто не знал. Только на следующий день после собрания группы принимавших на себя особо строгие ограничения ешиботников, закончившегося ничем из-за скандала, устроенного логойчанином, в ешиве заговорили о том, что Даниэл-гомельчанин останется без надзора. Тогда Ошер-Лемл-краснинец сказал, что за больного не надо беспокоиться, потому что он, краснинец, уже давно ходит к нему. То, что Ошер-Лемл это делал, а никто об этом не знал, вполне соответствовало его характеру и поведению. Однако краснинца все же спросили, не кричит ли гомельчанин на него, как кричал на других товарищей, что, мол, когда они его обслуживают, у них дрожат руки, как будто они хотят его задушить. Ошер-Лемл, по своему обыкновению, долго молчал, а потом из-под густых волос, закрывавших его лицо, медленно появилась улыбка.
— Даниэл-гомельчанин даже согласился переехать к Генеху-малоритчанину[161]. Мы с Генехом меняемся на дежурстве в больнице день за днем, а моя квартирная хозяйка охотно согласится пустить в свой дом больного.
Про Генеха-малоритчанина говорили, что он учится так же легко и непринужденно, как отплясывает на празднике Симхастойре своими длинными ногами профессионального танцора. Рядом с раскрытым томом Геморы он держал Маймонида, а также пару трудов поздних комментаторов[162] — и листал их. Взгляд туда, взгляд сюда, и вот он уже наморщил лоб и понял, в чем дело; в его мозгу прочно отложилась еще одна выученная тема. При изучении мусара он тоже вел себя иначе, чем остальные. Один поддерживал опущенную голову руками и бормотал, как из бездны; другой лупил кулаком по стендеру, третий бегал по синагоге и выкрикивал отрывочные фразы. Генех стоял, поставив одну ногу на скамью, опираясь подбородком на ладонь правой руки, и издали заглядывал в книгу «Месилас яшорим», лежавшую на подоконнике. Молодым пареньком он входил в группу принимавших на себя особо строгие ограничения, которую возглавлял Цемах-ломжинец. Но Генех редко приходил на беседы, потому что они затягивались до самого утра, и из-за этого он не успевал выспаться. В противоположность оборванным новогрудковцам, он всегда ходил аккуратно одетым. Его никогда не видели разозленным или возбужденным, однако не видели и того, чтобы он что-то делал ради товарища.
161
Малорита (белорусское название — Маларыта) — бывшее местечко, ныне — город, районный центр Брестской области Белоруссии.