– Нет, сеньор Эбайл, по крайней мере пока. Возможно, того, что я ищу, вообще нет или оно не настолько серьезно. Тогда в трибунале инквизиции не будет нужды, – Эймерик заметил мелькнувшую в глазах Шаллана надежду и сдержал ухмылку. – Однако могу обещать, что, получив доказательства, если таковые найдутся, я не только немедленно поставлю вас в известность, но и сделаю так, чтобы в последующих за этим событиях ваш дом не был скомпрометирован.
– Теперь и я кое-что скажу, – Эбайл наклонился над столом и положил руку на запястье Эймерика. – Жители этих долин хорошо ладят друг с другом. Мы живем тихо, без ссор и потрясений. Не знаю, многие ли сеньоры могут в наше время сказать нечто подобное. Ни одно ваше действие не должно нарушить такой порядок вещей. Считайте, что я умоляю вас об этом.
– Пока я ждал аудиенции, – подумав, сказал Эймерик, – в комнате, тут рядом, пролистал открытую кем-то рукопись. Текст Арнольда де Вилланова, Aphorismi de gradibus. Одно предложение там было подчеркнуто.
– Я понял, о какой фразе вы говорите, – кивнул Эбайл. – Quod divisum est divideri not potest. То, что разделено, нельзя разделить.
– Именно. Если сорняк, выполоть который послали меня, действительно растет на этих землях, то единство вашего народа уже разрушено. Но это еще не все, – теперь над столом наклонился Эймерик. Он говорил медленно. – Мы живем в трудные время, когда кажется, что мир потерял благосклонность Господа. Европа обескровлена Великой чумой, аристократия разобщена, король Франции погиб в плену у англичан,[11] после турецких набегов от Византийской империи остался лишь Константинополь. Везде, куда ни глянь, – войны, голод, восстания крестьян. В такой ситуации только вера может спасти мир от хаоса. Только Святая апостольская римско-католическая церковь.
– С укрывшимся во Франции Папой, – без всякой язвительности добавил Эбайл.
– Урбан уже подумывает о возвращении в Рим. Однако важно не это. Важно то, сеньор Эбайл, что Церковь – единственная сила, способная выйти из всех перипетий почти невредимой, и единственная сила, которая – по крайней мере, на духовном уровне – является общепризнанной. Это все, что осталось от Империи. Но Церковь – сама по себе империя, причем намного более прочная, чем любая другая, потому что основана не только на силе, – Эймерик соединил кончики пальцев. – Как видите, любое покушение на христианский мир, каким бы незначительным оно ни выглядело, представляет собой угрозу единственной организации, которая способна возродить народы и королевства, оказавшиеся в руинах. И я думаю, вы понимаете, что каждый, кто готов исполнить великую миссию и обнажить свой меч в защиту Церкви, оставит свой след в истории – столь же прочный, как камни его замка.
Закончив речь, Эймерик понял, что победил. Его слова, пусть на несколько мгновений, вознесли Эбайла, все владения которого ограничивались несколькими затерянными в горах долинами, на недоступные для него высоты, туда, где решались судьбы народов и континентов – а может, и всей цивилизации. Это пьянящее чувство зажгло огонь в глазах Шаллана.
– Ваши слова мудры, – простодушно сказал тот, глядя на инквизитора с глубочайшим уважением. – Вы можете рассчитывать на меня и на моих солдат, в чем бы ни состояла ваша миссия.
Стараясь скрыть торжество, Эймерик опустил глаза и сделал вид, что погружен в размышления.
– Благодарю вас, сеньор Эбайл, – наконец сказал он, поднимая взгляд на Шаллана. – И не только от своего имени, но и от имени Его Святейшества. Но, повторю, ваши солдаты пока не нужны. Буду очень признателен, если вы найдете подходящее место, где мог бы разместиться суд на время нашего здесь пребывания.
– Думаю, монахи Верреса почтут за честь… – начал Эбайл.
– Нет, – перебил его Эймерик. – Мы должны действовать именно в Шатийоне. Поэтому предпочитаем остановиться здесь.
– Вы хотите, чтобы я предоставил вам свой замок? – по лицу сеньора прошла тень.
– Разумеется, нет, – покачал головой инквизитор. – Нам подойдет более скромное и уединенное место.
– Постойте-ка. Вот то, что нужно, – открытое лицо Эбайла озарила догадка. Он показал в двустворчатое окно. – Видите крепость на холме, за рекой? Это замок Уссель. Я построил его для обороны, но сейчас в нем нет необходимости. Можете пользоваться им, сколько потребуется.
– Не могу выразить, насколько я вам благодарен, – улыбаясь, сказал Эймерик и поднялся. – Если я, в свою очередь, могу что-то сделать для вас…
– Прошу лишь сообщить мне, когда сочтете своевременным, о характере чумы, которую вы присланы излечить. Я прикажу своим людям и кастеляну предоставить вам все необходимое. Сегодня вечером я вернусь в Фенис, в свою резиденцию, где также живет мой брат Франсуа. Поэтому послания направляйте туда.
11
Речь идет о короле Франции Иоанне II Добром. В 1356 году после поражения французской армии при Пуатье Иоанн оказался в плену англичан, где ему предоставили королевские привилегии, разрешая путешествовать и вести привычный образ жизни. Во Францию он вернулся только в 1360 году, заплатив огромный денежный выкуп и оставив в качестве залога своего сына Людовика Анжуйского. Однако в 1363-м Людовик из плена бежал. Обеспокоенный этим, Иоанн объявил, что добровольно возвращается в Англию в качестве пленного вместо сына. Советники пробовали отговорить его, но король упорствовал, называя причиной «честные намерения и честь». Иоанна Доброго приветствовали в Лондоне в 1364 году парадами и банкетами. Спустя несколько месяцев после прибытия он заболел «неизвестной болезнью» и умер в Савойском дворце в апреле 1364 года.