воздвиг брань против церквей, и поводом к тому служило следующее обстоятельство: Был некто епископ Авда[247], украшавшийся многими видами добродетели. Увлекаясь неблагоразумною ревностью, он разрушил пирей: а пиреями у персов называются храмы огня; огонь же в Персии почитается Богом. Узнав о том от магов, царь послал за Авдою и, в первый раз кротко укорив его за этот поступок, приказывал только выстроить пирей. Но когда Авда стал противоречить и сказал, что он никак не исполнит этого повеления, тот грозил разрушить все церкви, и потом свою угрозу оправдал самым делом; ибо, повелев прежде умертвить того божественного мужа, приказал разрушить церкви. По моему мнению, разрушение пирея сделано было не во время; потому что и Божественный Апостол, пришедши в Афины и увидев город, наполненный идолами, не разрушил ни одного из чтимых там требищ, но обличал невежество и раскрывал истину словом. А что разрушивший не построил храма, но решился лучше принять смерть, чем сделать это — тому я очень удивляюсь, как поступку, достойному венцов, ибо воздвигнуть капище, мне кажется, все равно, что поклониться огню. Так вот отсюда-то началась буря, и воздвигла яростные и свирепые волны против питомцев благочестия. Это треволнение, возбуждаемое магами, будто какими вихрями, не утихло и чрез тридцать лет. А магами персы называют тех, которые боготворят стихии[248]. Мифологию их мы раскрыли в другом сочинении, где предложили и решение их вопросов. После смерти Исдигерда, сын его Гороран вместе с царством наследовал от отца и брань против благочестия; а когда сам умирал, то с первым также и последнюю оставил опять сыну[249]. Роды казней и вымыслы мучений, которым подвергаемы были благочестивые, пересказать не легко. Мучители у одних сдирали кожу с рук, у других — с хребтов, у иных обнажали от кожи голову, начиная со лба до подбородка, а некоторые покрывали разрезанным по средине камышом и разрезы приспособляли к телу, а потом, наложив крепкие связи от головы до ног, с силою извлекали каждую тростинку, чтобы, раздирая ею близлежащее место кожи, причинять жестокие страдания. Вырывали также ямы и, тщательно обмазав их, заключали в них стада крыс, и в пищу им приносили подвижников благочестия, с связанными руками и ногами, чтобы они не могли отгонять от себя этих зверей. Мучимые голодом, крысы понемногу пожирали плоть святых, и чрез то причиняли им продолжительные и невыносимые страдания. По внушению губителя природы и врага истины, измышляли они и другие еще более жестокие мучения, но не поколебали мужества подвижников; ибо они произвольно стекались, желая получить смерть, приближающую к жизни нетленной. Я упомяну теперь о двух или трех, чтобы чрез них показать мужество и прочих. Был некто Ормизд, человек между персами весьма знаменитый, происходивший из рода Ахеменидов и родившийся от лица правительственного. Когда царь узнал, что он христианин, то призвал его и приказал ему отречься от Бога-Спасителя. Но последний сказал, что «приказание царя и несправедливо и неприлично; ибо кто научится легко презирать Бога всех и отрекаться от Него, тому еще легче будет пренебрегать волю царя, так как царь есть человек и наследовал смертную природу. Если же крайнего наказания достоин всякий, отрекающийся от твоей, Государь, державы; то каких казней не заслуживает отрекающийся от Творца всяческих»? Царь, долженствовавший дивиться мудрости этих слов, лишил доблестного подвижника и богатства и почестей, и приказал ему, обнаженному и только препоясанному, водить имевшихся при войске верблюдов. По прошествии многих дней, выглянув из комнаты, он увидел, что этот превосходный муж сожигается лучами солнца и покрыт пылью и, вспомнив знаменитость его отца, призвал его и приказал ему надеть небольшой, сделанный из льна хитон. Потом, подумав, что от понесенного им труда и оказанного ему человеколюбия мысль его смягчилась, сказал: «хоть теперь наконец оставь свое упрямство и отрекись от Сына плотника». Но тот, исполнившись Божественной ревности, разодрал хитон и бросил его, присовокупив: «если этим думаешь ты отклонить меня от благочестия, то возьми свой дар и храни его вместе с твоим нечестием». Видя такую его твердость, царь изгнал его нагим из царства. А когда стал противоречить ему и не соглашался отречься от Творца Сунка, господин тысячи рабов, то он спросил: «кто из его рабов самый худший», и тому передал господство над прочими, так что и сам господин должен был служить ему. Да тому же рабу отдал и госпожу, жену господина, в том предположении, что она уговорит поборника истины. Однакож обманулся в надежде, ибо его дом основан был на камне[250]. Царь взял также и одного диакона, Вениамина, и заключил его в темницу. Чрез два года после сего прибыл в Персию римский посол по другим делам и, узнав о диаконе, просил царя освободить его. Царь приказал Вениамину дать обещание, что он никому из магов не будет предлагать христианского учения, да и сам посол советовал ему исполнять приказание. Но Вениамин выслушал убеждение посла и сказал: «для меня невозможно не передавать принятого мною света; ибо история священных евангелий показывает, какого наказания достойно сокрытие таланта»[251]. Впрочем царь в то время не знал ничего этого, и приказал освободить его от уз, а он, следуя своему обычаю, продолжал уловлять одержимых мраком неведения и приводить их к умственному свету. Через год о его делах довели до сведения царя, и царь, призвав его, приказал ему отречься от Того, кому он покланяется. А он спросил царя: «чего заслуживает человек, оставляющий свое царство и предпочитающий другое»? Когда же тот сказал: «смерти и величайшей казни», этот мудрейший муж продолжал: «а чего заслуженно не должен потерпеть человек, оставляющий Творца и Зиждителя, и боготворящий одного из сорабов, и честь, приличную Тому, воздающий этому»? Раздраженный такими словами, царь заострил двадцать тростин, и всадил их за ручные и ножные ногти Вениамина. Когда же увидел, что он принимает эту казнь за шутку, то, заострив еще тростинку, вонзил ее в детородный уд и, беспрестанно вынимая и снова вонзая ее, причинял этим несказанные муки. После такой казни, нечестивый и зверский мучитель приказал всадить в задний проход толстую, со всех сторон сучковатую, палку, от чего этот доблестный подвижник испустил дух. Подобных сим истязаний совершено нечестивыми бесчисленное множество. И не должно удивляться, что владыка всех терпел такое зверство и нечестие: ведь и до царствования Константина Великого, сколько ни было римских царей, все они неистовствовали против последователей истины. Диоклетиан в день страдания Спасителя разрушил церкви в целой римской империи[252]. Но чрез девять лет они снова процвели и получили многостороннее величие и красоту; а гонитель угас вместе с своим нечестием. Эти брани и непобедимость церкви предсказал сам Господь. Да и обстоятельства научают, что брань, доставляет нам больше пользы, нежели мир, ибо последний делает нас беспечными, расслабленными и робкими, а первая и мысли изощряет и помогает нам презирать настоящее, как минутное. Впрочем об этот часто говорили мы и в других сочинениях.
вернуться
Не совсем точный перевод: следовало бы перевести «поклоняющихся элементам» либо заменить «элементы» на луну и солнце, поскольку речь об огне уже шла.
вернуться
Т.е. Исдигерду II, правившему с 440 по 457 г.
вернуться
Ср. Мф. 7. 24: «уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне».
вернуться
Этот эдикт Диоклетиана был издан 23 февраля 303 г.