Выбрать главу

Гундольф С. Фрайермут. Какого черта: Последние слова (1993)

«What the Helclass="underline" Last Words», Gundolf S. Freyermuth, That’s It: A Final Visit with Charles Bukowski, Xlibris Corporation, 2000, pp. 82–84.

— Если хотите продать сценарий голливудскому продюсеру, — сказал я Чарльзу Буковски тем солнечным днем в августе 1993 года, — надо изложить содержание одной фразой, которая говорит все и ничего не выдает...

— Не смогу. — Буковски покачал головой.

— Тогда не продастся.

— Ну и ладно. — Буковски медленно потянулся к стакану с водой и отпил. Потом сказал: — Я не могу одной фразой. Но могу одним словом. Кайф. Кайф, малыш. — Уголок его рта изогнулся вверх, но писатель не улыбался. — К вопросу о кайфе — это все?

— Больше не спрашивать?

— Ай нет. — Теперь Чарльз Буковски ухмылялся. — Да не важно. Как вам угодно.

— Что вы сейчас пишете?

— Только стихи. Стихи писать легко. Их можно писать, когда тебе хорошо, когда тебе плохо. Понимаете, прозу я почему-то могу писать, только если мне хорошо. А вот стихотворение — даже если мне никак. Поэтому стихи — очень удобно, я их всегда могу. И после этого мне лучше. Вот примерно и все. Ничего серьезного.

«Писать легко — это жить иногда трудно», — признал Буковски в интервью «Нью-Йорк куотерли» в 1985 году. Как говорится, если не найдешь повода жить — умрешь.

Однако у Чарльза Буковски нашлось бы немало причин не пропустить девяностые. Он заработал себе репутацию в неряшливых семидесятых, а в уютненькие восьмидесятые вписывался, как нищеброд в бистро. Безжалостная суета биржевиков и бегунов трусцой, наглость и тренированность, пустые круги карьеры и потребления, вся эта мышиная возня — не таково было его представление о стремлении к счастью. «Во времена, когда у каждого имеется стиль жизни, — заметил один журналист, встретившись с Буковски в 1985 году, — есть один человек, который просто живет». Поперек цайтгайста[153]».

«Этот писатель упорно стремился идти не в ногу со временем, — сказал о своем лучшем авторе издатель Джон Мартин. — В нем надо понимать самое важное — он не желал следовать никаким течениям или вступать в группы. Чарльз Буковски стоял отдельно».

Сегодня тем не менее модные течения осваивают его жизнь и предвидение.

«Чарльз Буковски был политически некорректен еще до того, как это ввел в ротацию какой-то хило талантливый радиоведущий, — пишет Сюзанн Ламмис[154]. — Он был гранджевым еще до того, как одна группа из Сиэтла сделала это модой. Он предварял нынешнее восхищение перед зрелыми женщинами; он утверждал, что желаннее всего женщины в том возрасте, когда они только начинают распадаться, а для кое-кого из нас это хорошая новость».

В начале девяностых самым писком стало затягивать пояса, и это, конечно, работало на Буковски. Словосочетание «радикальная дешевизна» описывало потребность момента применительно к частным и общественным бюджетам. Ища, чем заново наполнить образ жизни, которую до смерти загнала тяга к роскоши, ведущие стилисты погрузились в глубокую «nostalgie de la boue»[155], ностальгическую тягу к канаве, — по крайней мере, так утверждала «Нью-Йорк таймс». Сегодняшнее понятие о «хиповом», сообщала газета, означает «в духе Чарльза Буковски».

— А, ну что же, мне нравится. — сказал Буковски.

— Так как вы относитесь к девяностым?

— Ну, знаете... — Старик колебался. — Я подхожу к концу... э-э-э... существования. В письме уже звучит немножко другой тон. Не нарочно, это он сам собой... — На миг его взор устремился прямо к красному солнцу, что садилось за соседний дом. — Какого черта... Мы же не можем писать одно и то же снова и снова. Есть перемены. Я надеюсь, что они есть.

— Вы сказали, что близитесь к концу существования...

— Ну... мы все к нему близимся, правда?

— Вообще-то, не новость, если вы об этом...

— Я и не говорю, что новость, — хрипло ответил он и потянулся к стакану воды. — Это общее утверждение.

«Некоторые проводят жизнь поближе к природе, а иными словами — к смерти». Пока Чарльз Буковски пил, я записал эту фразу. И вторую: «Однако живущих таким образом ничто не готовит к их собственной кончине».

В письме, напечатанном в 1978-м под Новый год, Чарльз Буковски предсказывал: «Мне надо еще пятнадцать лет хорошей упорной писанины — ну-ка прикинем: пятьдесят восемь плюс пятнадцать равно... а, лучше об этом не думать...»

Назавтра было 16 августа 1993 года, и Чарльзу Буковски исполнялось семьдесят три.

— Вы как-то раз написали, — сказал я, — что планируете жить и работать еще пятнадцать лет...

вернуться

153

Zeitgeist — дух времени (нем.).

вернуться

154

Сюзанн Ламмис (р. 1951) — американский поэт, преподаватель, основатель Лос-Анджелесского поэтического фестиваля.

вернуться

155

Ностальгия по грязи (фр.).