— Два пути — куда идти? — спросила Нина Андреевна, улыбаясь.
Лицо ее показалось Зырянову очень красивым и одухотворенным.
Он направил свою лошадь по дорожке, спускавшейся к болотистой долине.
— Тут уже недалеко. Проедем с километр по кромке топей, свернем на слань[1], а там и Моховое. Оно находится как раз среди болота.
— Странно, почему люди поселились в болоте? — спросила Нина Андреевна.
— Тут старинное поселение сектантов-скрытников.
— Старообрядцев, кержаков?
— Не совсем так. Тоже религиозная секта, только на свой лад. Люди уходили в леса, прятались от антихриста. Не признавали царя, чиновников, никаких властей. Жили своей общиной, никому, кроме своего старшины, не подчинялись. Не платили сборов, податей. Питались птицей, зверем, грибами-ягодами и молились богу.
— Странные люди!
— На старой Руси много было дикого. Да и сейчас не перевелись люди, которые верят в загробную жизнь и всякую чертовщину.
За сланью, проложенной через болото, на небольшой возвышенности среди деревьев показались черные слепые избы, малюсенькие окошки которых, будто отдушины в банях, были обращены во дворы. Домишки толпились в беспорядке, без улиц, без переулков, без площадей. Дорога привела Нину Андреевну и ее спутника в чей-то грязный двор, потом в огород, потом снова во двор и, наконец, вывела к новым большим баракам, выстроившимся в один ряд, лицом к болоту, к стене угрюмого ельника.
— Это и есть Моховое? — спросила Багрянцева.
— Оно самое, — сказал Зырянов, подъезжая к высокому крыльцу одного из бараков.
— Тут что? — спросила Нина Андреевна, прислушиваясь к музыке за дверью.
— Контора лесоучастка, — ответил Зырянов, спрыгивая с седла.
В просторной светлой комнате, за грязным замусоленным барьером, спиной к двери сидел лысый человек в подтяжках, перекрестивших спину, и крутил катушку радиоприемника.
— Волну ловишь, Степан Кузьмич? — спросил Зырянов, проходя за барьер. — Здравствуйте!
Человек медленно повернул голову, посмотрел красными, на выкате глазами, потом быстро встал, большой, сгорбленный, нескладный. Его сильно качнуло в сторону, он уцепился за стол и сказал пьяным, заплетающимся языком:
— Бор-рис Лавр-рович? В-вот не ожидал! К-каким ветром занесло?
— Ты что, пьян? — нахмурившись, строго спросил Зырянов.
— Есть маленько, Бор-рис Лавр-рович. Виноват. Именинник вчера был, ангела своего вспрыснул. Утром башка трещала с похмелюги, стаканчик грохнул — и в-вот опять еле на копыльях держусь. Но это ер-рунда. Пьяница проспится — человеком будет, а дурак — дураком и останется.
— Где Багрянцев?
— Колька? Мастер? Ушел в лесосеку. Послал его замерять вчерашнюю рубку. Он у меня молодчага!
Нина Андреевна смотрела на него расширенными глазами.
— Это жена Багрянцева, — по-прежнему держась строго, сказал Зырянов, кивнув на Нину Андреевну.
Пьяный начальник поспешил отрекомендоваться. Раскланиваясь, описал ногой дугу, ухватился за стол.
— Очень приятно познакомиться. Ошурков Степан Кузьмич — сын собственных родителей, проклятый за непочтение стариков.
Нина Андреевна повела плечами и спросила:
— А где живет Багрянцев?
— Тут, близко, — сказал начальник участка. — Ступайте, он, может, уже и дома. Как выйдете с крыльца — сразу налево за барак. Увидите возле елок домик на одно окно, там и живет Багрянцев.
Подслеповатый домик с малюсеньким слезящимся окошком отыскать было нетрудно. Нина Андреевна вошла во дворик. Возле крыльца ходили и пили воду из деревянного корыта куры, а чуть подальше лежал, пережевывая жвачку, бурый теленок.
После улицы в избе показалось слишком темно. Оглядевшись у порога, она увидела впереди узкий проход между русской печью и кроватью; в конце его был стол, накрытый рыжей клеенкой, а возле стола на лавке сидела белокурая девочка с котенком на коленях; весь угол, снизу доверху, был заставлен коричневыми квадратиками икон старинного письма. Свет из окна падал на стол, на плечо девочки и на пол до самого порога. Нина Андреевна поздоровалась.
— Здравствуйте! — ответила девочка, с любопытством разглядывая незнакомую женщину.
— Скажите, Багрянцев здесь живет?
— Дядя Коля? Здесь.
Нина Андреевна прошла вперед, чуть не касаясь головой низко нависшего потолка. Попросила разрешения присесть. Девочка с котенком охотно отодвинулась в угол, уступив свое место возле стола. Сняв санитарную сумку, Багрянцева поставила ее возле ножки широкой деревянной кровати.
— Вас вызвали к дяде Коле? Вы фельдшерица? — спросила девочка, посматривая на сумку с красным крестом.