Лучшего бы и сам черт не придумал! Но в этот миг, как на грех, опять дал знать о себе желудок, туго набитый тяжелой снедью, и властитель громогласно рыгнул. Едва сей звук достиг слуха окаянных льстецов, как они с глубочайшим почтением преклонили колена, прикидываясь, будто господин их просто чихнул, и дружно воскликнули: «Дай вам бог здоровья!»
Тут застиг их Час, и властитель, охваченный гневом невообразимым, заорал:
— Подлые твари, вы хотите меня уверить, будто я не рыгнул, а чихнул, хотя рот мой находится под самым моим носом! Что же тогда скажете вы о том, чего мне не увидеть и не пронюхать?
И он хлопнул себя по ушам, отгоняя лживые речи, точно мух, напустился на льстецов и всех их прогнал пинками из дворца, приговаривая:
— Случись мне заболеть насморком, вы, вельможные господа, съели бы меня с потрохами! По счастью, нос у меня оставался свободен. Это вас и сгубило! Видно, ничего нет более ценного, чем хороший нюх!
XVI
ХАПУГИ И ПЛУТЫ
Хапуги, наученные горьким опытом, порешили не водиться более с плутами; а те, дабы не утратить навыков плутовства, принялись с самым простодушным видом морочить друг друга, прикрываясь льстивыми речами.
Один мошеник сказал другому:
— Сеньор, печальная судьба моя научила меня держаться поодаль от этих надувал, ибо они меня чуть не погубили, а посему я обращаюсь к вам, как к лицу, коему хорошо известно, как щепетильно держусь я взятых на себя обязательств, с просьбой ссудить мне три тысячи реалов медью; я же дам вам вексель на верного человека, который расписался, что вернет вам через два месяца названную сумму серебром; можете не сомневаться, деньги все равно что у вас в кармане, осталось только вынуть их и пересчитать.
А тот, за коего этот обманщик поручился, сам был отъявленным пройдохой.
Плут, у которого просили взаймы, услышав, как другой плут ручается за третьего, сделал вид, будто ни о чем не догадывается, и с преувеличенно горестным видом ответил, что сам как раз собирался отдать в залог за четыре тысячи реалов весьма ценную вещь, стоящую не менее восьми тысяч, и только с этой целью вышел-де из дому. Итак, все мошенники наперебой старались нащупать слабинку друг у друга: кто пытался всучить другому цепь накладного золота, кто — подложный вексель, кто — разорившегося поручителя, кто подделанную подпись, кто — чужую закладную, кто — серебряную утварь, выпрошенную у знакомых для пирушки, кто — осколки битых рюмок и всякие блестящие стекляшки, выдавая их за алмазы.
Языком они пользовались самым убедительным. Один говорил:
— Превыше всего я почитаю истину, и ежели она вовсе исчезнет с лица земли, ищите ее у меня; хлеб я зову хлебом, вино — вином. Пускай я лучше умру от голода, но не вымолвлю и слова, если, для того чтобы выжить, надо будет совершить беззаконие, — дороже всего мне доброе имя; ничто не сравнится с правом открыто смотреть людям в глаза. Вот чему учили меня отец с матерью.
Другой мошенник подхватывал:
— Ничего нет в мире лучше точности: да — да, нет — нет. Неправдой богатства не наживешь; всю жизнь держался я такого мнения. Сперва отдай долг, потом наживай добро. Самое важное — это чистота душевная; я бы не пошел на обман, даже если бы мне за это предложили весь мир. Чистая совесть прекрасней всех благ земных.
Так толковали между собой сии ходячие капканы, прикрывая жульнические замыслы благородными рассуждениями, но тут в разгар беседы застиг их Час; каждый мошенник поверил другому, и вот все они разорились дотла.
Хозяин цепи накладного золота отдал ее за подложный вексель, а собственник стеклянных алмазов получил за них серебро, взятое напрокат. Засим все поспешили извлечь выгоду из заключенных сделок. Первый плут надумал скорее получить по векселю, пусть даже половину, пока никто не спохватился, что цепь сделана из старого железа. Он побежал к человеку, на чье имя был выдан вексель, но тот заявил, что никакой бумаги не подписывал, поручителя знать не знает, и послал предъявителя ко всем чертям. Плут ушел, поджав хвост, приговаривая:
— Ах ты ворюга! Хорош бы я был, кабы цепь и впрямь была золотой, а не состряпана из старых клистирных трубок!
А пройдоха, торговавший поддельными алмазами, сказал себе, отдав серебряную утварь ювелиру дешевле, чем стоило серебро по весу, не говоря уж о работе:
— Ловко же я расплатился за это серебро осколками битого стекла!
Тут как раз явился законный владелец серебряной утвари и, увидев, как его имущество звякает на весах, крикнул альгуасила и велел схватить вора.
Поднялась суматоха. На шум прибежал покупатель стеклянных алмазов, испуская истошные крики, а человек, продавший серебро ювелиру, орал во всю глотку:
— Этот прощелыга меня надул!
Меж тем жулик, отдавший ему серебро за стекляшки, вопил:
— Врет, это он меня обокрал! Ювелир же надрывался еще пуще:
— Этот лиходей уже не раз пробовал подсунуть мне стекло заместо алмазов!
Владелец серебра требовал, чтоб забрали обоих, писец настаивал, чтобы посадили всех троих, — потом, мол разберутся. Альгуасил взял свою дубинку в зубы и правой рукой схватил одного мошенника, левой — другого, а судебный исполнитель вцепился в плащ владельца серебра. После отчаянной потасовки удалось упрятать всех жуликов в тюрьму, где они и остались, как драгоценности в футляре, под бдительным оком палача.
XVII
ДАТСКИЕ ПРОЖЕКТЕРЫ
Некоему датчанину принадлежал остров и пять селений, на нем расположенных. Владелец острова был беден, но не так тяготила его нужда, как стремление приумножить свое состояние.
Небо покарало уроженцев этого острова, наделив их чуть ли не поголовной страстью к прожектерству. В рукописях в слове «прожектер» нередко встречаются разночтения: одни читают «прожектер», другие — «прохиндей» каждый сообразно своему нраву.
По этой причине на острове любой человек был все равно что бич божий. Окрестные жители боялись островитян пуще чумы, ибо стоило подышать одним с ними воздухом, как тотчас состояние вылетало в трубу, источники доходов пересыхали, деньги таяли, а торговцы прогорали.
Столь велика была на этой земле тяга к прожектерству, что дети, едва народившись на свет, лепетали уже слово «прожект-проект» вместо «папа-мама». Путаница там царила несусветная, ибо муж с женой, родители с детьми и сосед с соседом только и делали, что предлагали друг дружке: «Давай маханемся: ты бери мой проект, а я возьму твой». Так и упивались они прожектерством, будто вином.
И вот однажды добрый сеньор, властитель сих дальних краев, поддавшись на подстрекательства алчности, злейшего из дьяволов, которые в этом мире сбивают людей с панталыку, надумал попытать счастья у прожектеров. Легионы их тотчас же собрались во дворцовом театре, заткнув бумаги за пояс, набив ими карманы так, что листы торчали наружу откуда только возможно. Сеньор изложил собравшимся свои нужды и просил у них помощи. Не успел он договорить, как прожектеры, схватив свои записки, с тетрадями наготове ринулись на него turba multa,[6] давя один другого, дабы поскорее пробраться вперед, и в мгновение ока запорошили четыре стола бумагами, что снегом.
Кое-как они угомонились и приступили к чтению первого проекта, озаглавленного: «Как приобрести вволю золота и серебра, ни у кого ничего не выпрашивая и не отбирая».
— Трудновато, на мой взгляд, — сказал сеньор.
Проект второй: «Как обзавестись за один день несметными богатствами, отняв у всех то, чем они владеют, и тем самым обогатив их».
— Первая половина — отобрать у других — мне по нраву; вторая же обогатить их, отобрав богатство, — кажется весьма сомнительной. Ну, там видно будет.
Проект третий: «Легкий, приятный и разумный способ наполнить казну миллионами, причем лица, чьи деньги туда притекут, не только того не заметят, а, напротив, почтут себя в выигрыше».
— Недурно, лишь бы прожектер сам взялся убеждать этих людей, — сказал сеньор.
Четвертый: «Средство для превращения недостатка в избыток, ничего не добавляя и не меняя существующего ныне порядка, дабы ни у кого повода роптать не явилось».