Несколько активнее, если судить по делам, отложившимся в архиве Синода, стало использоваться право супругов развестись, если один из них не способен к брачному сожительству. «Брак от Бога установлен есть ради умножения рода человеческого», — рассуждал законодатель, поясняя, что с больным человеком «надеяться на это весьма отчаянно». Кормчая книга устанавливала для проверки способности супругов к брачному сожительству трехгодичный «испытательный срок»; супруги же ставили вопрос о расторжении бесплодного брака, как правило, много позже. Однако из нескольких обнаруженных нами дел лишь одно завершилось расторжением союза. В начале XIX в. для женщины в случае развода добавились новые сложности: разводящаяся должна была доказать, что импотенция мужа «началась прежде брака» и, следовательно, просительница находится «в девственном состоянии» (представив свидетельство, полученное через врачебную управу). Разумеется, охотниц доказывать таким образом свое право на расторжение брака практически не находилось.[560]
К группе разводов по причине физической неполноценности примыкали и появившиеся в XVIII в. разводы «за старостью и болезнями». Так, супруги Вяземские, прожив вместе 18 лет, попросили развести их именно по этой причине — и Синод просьбу удовлетворил,[561] мало заботясь о том, что подобный акт уменьшал значение христианского брака как союза духовного, заключаемого для взаимопомощи людей. И случай с Вяземскими не единственный такого рода. Но все-таки чаще развод «по причине болезни» был невозможен, какой бы тяжелой и «неисцельной» (в том числе и «канцерозной», от cancer — рак) эта болезнь ни была.[562] Исключения составляли венерические заболевания: если подавшая прошение о разводе могла доказать связь заболевания с прелюбодеянием, супружеской изменой — прошение удовлетворяли.[563]
Новым поводом к разводу, узаконенным в 1720 г., стала вечная ссылка одного из супругов. В 1753 г. при Екатерине II вечная ссылка была приравнена к одному из видов прекращения брака: законодательно обосновывалось право женщины в случае развода по этому поводу на «свою часть» (равную вдовьей части).[564]
Следствием все большей активности женщин в делах управления имениями, их хозяйственной самостоятельности стало появление в XVIII в. нового повода к разводу, который А. И. Загоровский сформулировал как «известная степень хозяйственной непорядочности супруга». Однако эта мотивация не всегда признавалась основательной. Известный историк В. Н. Татищев так и не смог развестись с женой, Анной Васильевной (урожденной Андреевской), хотя и обвинял ее в расточительстве имения.[565] Подавали аналогичные прошения и жены. Так, дворянка Татьяна Мусина-Пушкина в 1746 г. обратилась в Сенат с жалобой на мужа, который «посягал» на ее недвижимость да к тому и бил ее, и просила о разводе. Сенат приказал мужу вернуть жене деревни или компенсировать растрату, но супругов не развел.[566]
Жалобы жен на «смертные побои» по-прежнему не служили основанием для развода. Мужья порою били и мучили жен до увечий, а потом требовали от супруг написания писем о том, что они «скорбят телесною болезнью» и желают принять постриг. Однако, несмотря на распространенность подобных ситуаций, ни Петр, ни последующие правители не придавали значения жалобам жен на мужей. В архивах, сохранивших бракоразводные письма XVIII — начала XIX в., таких дел — сотни.[567] Среди наиболее громких было, например, дело супругов В. Ф и А. Г. Салтыковых. Муж обвинял жену в неласковости («к милости она меня не привращала»), непокорности, злоязычии («невежничала многими досадными словами») и изменах. Жена мужа — в прелюбодеянии, а также в том, что он ее бил, запрещал есть, не пускал к ней родителей и вообще «содержал в великом поругании». Синод не развел супругов потому, что в Кормчей книге отсутствовал повод к расторжению брака по причине нанесения побоев, и постановил дать временный развод: «другим браком отнюдь не сочетаются и в этом временном разводе пребывать дотоле, пока оба не смирятся и купно жить не восхотят…»[568] Вполне вероятно, что А. Г. Салтыкова как раз и стремилась к разрешению пренебречь обязанностью проживать «купно» с супругом в его имении, чтобы не подвергаться побоям.
560
ПСЗ. T. XII. № 9087; КК. Глава 8. Грань 11. С. 260; ПСПиР. T.V. № 1841; ОДиД. Т. IV. № 203; РГИА. Ф. 796. Оп. 79. № 599; РсвСпДДС. № 24, № 371), № 572 и др. С. 530–531.
565
Загоровский А. И. О разводе по русскому праву. С. 199–200; Кузьмин А. Г. Татищев. М., 1981. С. 328.
567
ОААНл. Т. I. Стб. 711–713; ОДиД. Т. II. Стб. 532–536 (1712 г.); Берхгольц. С. 23; Т. XV. № 193, 221; ПСПиР. Т. IX. № 2924; Т. Х. № 3556; Т. XX. № 14886 и др.
568
ОДиД. Т. II. Ч. I. № 99. С. 67–68. Сохранилось письмо А. Г. Салтыковой к М. И. Балк, в котором она рассказывает подруге, как была от мужа «два раз(а) бита» и «совсем (об)обрана», приведенное в исследовании В. И. Семевского. См.: Царица Екатерина Алексеевна. С. 286–287.