– Мы удовлетворяем свои инстинкты – ты и я, по обоюдному согласию.
Он ее допек! Она замахнулась, хотела влепить ему пощечину. Он перехватил ее руку, играючи, перевернул ничком, шлепнул по тугим ягодицам.
– Ты не хочешь здоровых детей? – пробормотала она, лежа вниз лицом на смятых больничных простынях.
– Зачем ты принимаешь таблетки, если жаждешь стать матерью?
– Всему свое время.
Кристина заранее распланировала свою жизнь – по пунктам. Расставила приоритеты, разметила, рассчитала. И включила туда Алексея Глебова, самого красивого и перспективного жениха на курсе.
Ее отец устроил их вместе на практику в престижную клинику, отлично понимая, как сближают вечерние дежурства, молодость и мягкий диван в ординаторской. С таким зятем, как Глебов, вернее, с Глебовым-старшим можно будет решать вопросы в министерстве, устроить дочери защиту докторской, много чего выбить для себя, для факультета, для… Словом, дело за Кристиной.
– Леша не собирается на мне жениться…
Эта фраза, произнесенная зареванной дочерью, обрушилась на декана как гром среди ясного неба. И ведь не надавишь на чиновничьего сынка, не прижмешь подлеца, не припугнешь отчислением, зарубленной карьерой. Глебовы сами с усами, к ним не подступишься – себе дороже выйдет.
– Ты женщина, тебе и карты в руки, – вспылил декан. – Надеюсь, хватило ума забеременеть? Учить тебя, что ли? Где я тебе еще найду такого, как Глебов?
Кристина рыдала в голос, кусала локти от своей «предусмотрительности». Трезвый подход к любовным забавам сыграл с ней злую шутку. Она изнывала от страсти, а Глебов отвергал любой интим. Он не собирался связывать себя узами брака. Заметив однажды, что она не принимает, как обычно, таблетку, он насторожился. И выскользнул из расставленных сетей.
– Со студенческой скамьи – и в ЗАГС? – усмехался он. – Это слишком головокружительный трюк для такого приземленного парня, как я.
– Мы любим друг друга! – заклинала Кристина.
– Я не хочу принуждать тебя делать аборт.
Он совершенно охладел к ней, как будто не было между ними ни жарких ласк, ни сладких поцелуев, ни взаимного влечения. Минуты наслаждения свершились и отцвели, опали, словно тронутые морозом листья.
Прошли годы, прежде чем Глебов встретил другую женщину – Магду – и весь запылал, погрузился в блаженную истому вопреки логике и хваленому рассудку.
Алексей не задумывался, как назвать то, что он испытывал при одном только взгляде на Магду – на ее темные с медным отливом волосы, изящную и легкую фигурку. Она ярко, вычурно одевалась в индийские ткани, шаровары, пышные юбки, длинные, до пят, туники – восточная птица, залетевшая в чужой сад. Украшения с большими камнями удивительно шли к ее светлой коже, и Глебов запоздало узнал, как могут аметисты и гиацинты[3] менять цвет глаз от густого индиго до изумрудно-зеленого и прозрачно-голубого.
Алексей предпочитал стильных, интеллигентных женщин, которые во всем придерживаются золотой середины, умных, уравновешенных и покладистых. Магда была полной противоположностью. Она не признавала никакого стиля – вернее, изобрела собственный, и вместо середины ударялась в крайности. Ее ум напоминал скифский курган: чтобы докопаться до глубоко упрятанных сокровищ, следовало перелопатить горы земли. Впрочем, Магду не волновало, сочтут ее умной или дурочкой. О покладистости речь вообще не шла – похоже, Магда понятия не имела, что это такое. Она делала только то, чего хотела сама, не обращая внимания на потребности окружающих. Страдала ли она особой формой эгоизма или имела такое свойство характера, Глебов определить не мог. Он не мог думать о Магде, он ею бредил…
Они встретились и познакомились в Венеции – городе на воде. Считающий себя эстетом Глебов мечтал побывать там чуть ли не с детства. Гулять по знаменитой площади Сан Марко под сенью позолоченного ангела, сидеть в кафе, где бывали Байрон и Хемингуэй, скользить в изящной гондоле по Большому каналу, любуясь отраженными в нем мраморными дворцами, вдыхать соленый воздух лагуны и острых итальянских кушаний, пить молодое вино, ловить взгляды праздных, кудрявых и смуглых женщин… Непременно кудрявых и смуглых!
Ему перевалило за тридцать, и он подарил себе эту поездку – путешествие в средневековый город, полный знаменитых теней, роскошных палаццо и ажурных мостов. Солнце, мрамор и тусклый блеск каналов создавали золотисто-розовую дымку, из которой материализовалась тонкая, яркая женщина – темноволосая, бледнокожая, с глазами газели, в бирюзовом платье, раздуваемом ветром…
По общепринятым меркам Магду вряд ли можно было назвать красавицей. Неправильные черты лица, неправильная фигура, слишком простая прическа, нелепая манера одеваться – по отдельности все никуда не годилось. Чего стоили ее босоножки со стразами и сумочка с бахромой?! Но от Магды нельзя было оторвать взгляда.
Глебов задохнулся и впервые в жизни ощутил боль в груди, почувствовал, как сильно забилось, заныло сердце, а во рту появился привкус крови…
Теперь он понимал, что тогда ему в лицо ударил соленый ветер с моря, а он принял это за порыв страсти.
Глава 3
Камышин
– Зачем мы сюда пришли?
Матвей недовольно смотрел на зияющие пустыми провалами окон руины коттеджа баронессы Гримм.
– Сама не знаю… – прошептала Астра.
Они шли вдоль забора. Повсюду капало. Снег стал серым, грязным. Сад не пострадал от пожара, и его ветки торчали на улицу, словно тянулись к прохожим, пытались их задержать.
– Видишь?
– Что я должен видеть? – поднял брови Матвей.
– Сад тянет к нам руки, хочет что-то сказать.
– Такие же «руки» торчат из-за каждого забора.
Астра остановилась, задержала дыхание.
– По-моему, здесь все еще бродит дух баронессы.
– С какой стати?
Астра прижалась к забору и прошептала в глубину заброшенного двора:
– Зеркало у меня. С ним все в порядке. Я его берегу…
Она заново переживала ту страшную ночь, когда баронессу и ее дом настигла смерть. Хозяйка умерла до пожара, Астре же чудом удалось выскочить из объятого пламенем коттеджа. Она вынесла только свою сумку, куда положила венецианское зеркало госпожи Гримм, мандрагоровый корешок и видеокассету.
– Дом тоже умер, – грустно произнесла Астра и показала на большое окно. – Вон там была моя комната. Вернее, комната, предназначенная для компаньонок баронессы. Порой мне кажется, что госпожа Гримм ждала именно меня. Я должна была поселиться в ее доме, обнаружить тайник в стене и забрать Альрауна и кассету. Она предвидела свою смерть!
Матвей жестом выразил несогласие.
– Мы уже обсуждали это.
– Зачем, по-твоему, она бросила Германию и притащилась в богом забытый Камышин? Ради местных красот?
– Мать Иды Вильгельмовны была русская, не так ли?
– Не говори мне о ностальгии! – закатила глаза Астра. – Баронесса не видела России – она родилась на немецкой земле.
– А ты не говори о ее кельтских корнях!
– Я и не говорю.
Астра насупилась. Какая-то давняя тайна стояла за всем, что произошло тогда на Озерной улице, за смертью госпожи Гримм, за видеозаписью на кассете.
– Давай лучше поговорим о твоих кельтских корнях, – повернулась она к Матвею. – У тебя ведь тоже есть двойник? Брюс, потомок шотландских королей.
– Который наблюдал за звездами в подзорную трубу и переплавлял свинец в золото?
– Признаешь?
– Нет, разумеется.
Карелин лукавил. Были моменты, когда он вдруг начинал ощущать другую реальность – восемнадцатый век, время смелых преобразований Петра Великого, – в нем будто просыпался другой человек: царедворец, фельдмаршал и чернокнижник. Одни называли его колдуном и алхимиком, другие – героем и ученым, третьи – астрологом и масоном, четвертые – самой загадочной личностью в окружении Петра I.