— От пуза. Может, у Джимми переночую. А вы, ребята, когда доплывете?
— Через два дня. Могли бы и за день добраться, но хотим порыбачить.
Все лишнее снаряжение мы со Слимом погрузили в повозку, чтобы Чарли закинул его к нам в «пикап» или оставил у Джонни. Его отъезд приковывал нас к реке, и глушь как бы сгущалась. Мы запаковали весь наш лодочный багаж, чтобы в одну ездку отвезти к реке. По дороге нам попалась белая куропатка. У самого мелкого вида американской белохвостой куропатки белоснежный хвост, а белая, самая крупная, и тундряная, среднего размера, — чернохвостые. Белохвостые проводят почти всю жизнь среди скал и ледниковых озерков выше линии леса на высоте арктических альпийских лугов, где вьют гнезда рюмы, коньки и розовые зимние юнко. Своеобразные следы этих куропаток я встречал в самых высоких местах на плоскогорье в середине зимы.
Воды в реке убыло, течение было не особенно бурное и быстрое, и Слим легко маневрировал между большими камнями. Однако уже на первом километре попались заковыристые места, которые пришлось обходить по берегу. Кое-где мы спускали лодку на веревке с небольших порогов или проводили ее между камнями. Один раз нам пришлось довольно долго тащить лодку по берегу. Тремя километрами ниже мы прошли поворот по бурной, но безопасной воде, а еще через сто метров увидели громадные камни, прочно перегородившие реку. На них ревел последний из пяти водопадов, идущих подряд ниже озера Клускойл. К северу от этого водопада лежит небольшое галечное плато, заросшее до самого обрыва елями и ивами, как, впрочем, почти весь берег реки. Полный до краев водоем был так соблазнителен, что мы не устояли — и лучше форели я в жизни своей не встречал: весом до трех фунтов и шла почти на каждый заброс удочки. На обед у нас была печеная радужная форель и мальма, а на десерт — сушка у костра: промокли мы до нитки.
Мало-помалу скалы стали уменьшаться, светлеть, в них попадалось меньше вулканической породы. Сэк сперва конвоировал нас по северному берегу, затем перешел на другую сторону, но ни на минуту не выпускал нас из поля зрения. Очень может быть, что ему не давал покоя волк. Как бы то ни было, когда течение замедлилось, а берега стали болотистыми, мы взяли его на борт. Километрах в двадцати ниже Клускойла мы вошли в небольшое озеро или заводь. Обследовать его мы не стали, но в лесу на северном берегу заметили подобие развалившегося сруба. Может быть, одна из охотничьих избушек Старого Джо?
Утки сновали взад-вперед. Мы вспугнули несколько гусиных стай, лосей и двух черных медведей. Затем лодка пулей вылетела через перекат на выходе из озера. Река текла в основном на юго-запад к безымянной горе близ водораздела у Открытой Воды. На плаву мы забрасывали леску с носа лодки вперед, стараясь попадать в углубления за большими камнями, и почти неизменно, миновав углубление, вытягивали с кормы рыбу. В самых хороших водоемах бросали якорь. С воды птицам и зверям редко грозит опасность, и с этой стороны они поэтому не боятся подпускать к себе человека. Это относится к гусям и уткам, к бобрам и норкам и даже к таким осторожным зверям, как пума, волк и гризли.
В шести с половиной километрах от озера-заводи устье расширилось, образовав шести километровую дугу. Здесь нам пришлось в первый раз взяться за весла. Там была уйма водоплавающей птицы: валлиснерии сколько хочешь и много утиного корма. Когда мы выкатились из этого птичьего оазиса в ровное течение, на середине рукава в воде метнулся лосось. Поднявшись на ноги, я увидел ниже по реке несколько небольших лососиных стай. Это были проходные нерки весом в среднем фунтов по семь, с обычным при нересте малиновым оттенком. Мимо байдарки прошло не меньше пятидесяти рыб.
Неожиданно мы подплываем к притоку, впадающему в реку с юга. Берега забраны балюстрадами из елей, на их корни заплескивает вода. Повыше слияния главную реку делит надвое довольно большой остров, а чуть ниже по течению еще один поменьше.
На севере открывались похожие на парк участки леса. За ними, еще дальше к северу, уходили холмистые склоны. Слим подрулил к небольшому песчаному пляжу близ слияния рек, где приток плавно огибал остров. Стая гусей поднялась в воздух. Интересно, когда сюда последний раз причаливал человек? По всему было видно, что этим чудищем здесь не пахнет. Сэк, гонявший по берегу, переплыл к нам и, как обычно, приветствовал нас жалобным воем. Эту ночь мы проведем на Бэцэко. До темноты остается еще несколько часов — хватит, чтобы разведать местность.
При беглом осмотре были обнаружены груды ошкуренных и нарубленных бобром ивовых и тополиных дров, с весны разложенных на высоком берегу для просушки. Поросшие травой берега были утыканы березами, осинами, елями и соснами. В ямках между нанесенными паводками дюнами приютились ястребинка, желтая арника и белые маргаритки. На песке попадались следы койота и лисы; следы норки, выдры и бобра шли вдоль берега. Олень, лось и черный медведь оставили свои опознавательные знаки на хорошо утоптанной звериной тропе. Долбившие березу дятлы-сосуны [48] никак не отреагировали на наше вторжение. В лесу зашуршало крыльями встревоженное семейство рябчиков. Уединение и покой царствовали повсюду. Слим пошел к лодке за удочкой: в водоеме поднималась форель.
— На какую муху будешь? — спросил я, когда он вернулся.
— На коричневую осоковую. А вообще не знаю. От этой наживки почти ничего не осталось — голый крючок. Надо бы поменять. Может, и поводок сменить? Идеи есть?
Все ясно: пристраивается к моим мухам и поводкам. Достаю коробку, и мы начинаем в ней рыться. Выбор богатый. Долго сравниваем достоинства и недостатки разных мух, хотя оба чувствуем, что здешняя форель пойдет почти на любую. В конце концов выбираем нечто не совсем обычное — мохнокрылая веснянка с бурой крапчатой спиной, зеленовато-желтоватым телом, жирная и несколько приплюснутая на манер нимфы, а бока золотистые, с двумя длинными хвостами. Насажена на 6-й номер. Эта наживка работает безотказно. Еще мы выбираем муху «тил-энд-грин» на крючке номер восемь и, наконец, муху типа «александра» на 6-м номере.
В ветвях деревьев и зарослях кустарника Слим оставляет сравнительно немного наживки. Это благодаря удочке «Ролл-энд-Спей», хотя сам он благодарности не чувствует. Обычно новичок сперва учится бросать нахлыстом. На озере, на открытом месте, этот прием прекрасно работает, но у поросших лесом берегов или у водоема в ущелье он мало пригоден. С системой «Ролл-энд-Спей» даже при небольшой сноровке можно освоить ловлю в лесистой местности. Без этого многие великолепные участки останутся недоступными. Короткое и жесткое «американское» удилище для этой системы не годится. Гибкая удочка длиной не меньше двух метров семидесяти сантиметров достает гораздо дальше и к тому же она удобнее.
Как я представляю себе ловлю? Притаившись в тени под надежным прикрытием нависших кустов, крупная форель хватает падающих в воду или плывущих мимо насекомых. К ним-то и пристраиваю свою приманку. Забрасываю я по возможности вверх по течению и так, чтобы в конце полета крючок с наживкой зашел вбок под кусты. Бывает, что муха пойдет не туда и угодит в кусты, но, обычно, стоит слегка дернуть леску — и наживка естественно, как живое насекомое, свалится в воду. А рыба там ее уже ждет! По возможности я спускаю рыбу пониже и только тогда вытаскиваю. Я делаю это, чтобы не вспугнуть ее дружка. Ведь крупные, жирные, красномясые рыбы ходят парами!
Слим забросил, и муха села на воду словно пушок. В чистой воде сверкнула трехфунтовая радужная форель, схватила муху и тут же выдала серию фантастических пируэтов. Слим вел ее твердо, но терпеливо, вдумчиво и вывел в боковой водоем. Я не выпустил эту рыбу, так как заметил, что у нее раздуто брюхо, и решил ознакомиться с содержимым ее желудка. Однако я нашел в нем лишь полупереваренного лососевого малька с палец величиной — возможно, чавычу — и пару ярко-зеленых жуков. Из этой жирной рыбы вышел отличный обед для Сэка.
Захватив свой «манлихер» и бинокль, я отправился вместе с Сэком на юг, к гребню острова. Вскоре группка чернохвостых оленей метнулась от нас в сторону — сначала три крупных самца, а затем еще парочка вилорогов. Я всегда радуюсь, когда вижу двухлеток вместе: это значит, что их мать здорова и что все оленье стадо живет неплохо, иначе кому-то из двойняшек ни за что не удалось бы дожить до полутора лет. На нежных побегах горной ивы и кизила попадались лосиные погрызы.
48
Красноголовый дятел-сосун — западный подвид желтобрюхого сосуна (Sphyrapicus varius), населяющего леса Северной Америки. Ярко окрашенная птица: спина пестрая черно-белая, голова, горло и грудь красные, низ тускло-желтый. Язык у сосунов устроен иначе, чем у других дятловых: он короткий и не втяжной, поскольку сосуны питаются не насекомыми, а соком деревьев. Они выдалбливают в стволе ямки и по очереди пьют из них сок. На одном дереве может быть до 1000 таких ямок, расположенных как бы поясом. Дерево, подвергшееся нападению сосунов, обычно гибнет через 3—4 года.