Решено было начать с ближайшего населенного пункта Ходягоу. Туда направлялись Бутовский, Паллан, Исаев, Суворов, Мамонтов и сестра милосердия Снежкова. Второй отряд должен был идти в район Кусьяньтун.
Все постепенно разошлись. Бутовский увел свою группу, а Заболотный в сопровождении приват-доцента Златогорова вернулся в штаб-квартиру экспедиции.
Златогоров приехал вместе с Заболотным из России и стал его ближайшим помощником Приват-доцент бесконечно любил и уважал своего руководителя.
Не только Златогорову, но и многим другим из славной когорты микробиологов был известен один эпизод, относящийся к студенческим годам профессора Заболотного.
Еще на четвертом курсе Киевского университета он и его товарищ студент Иван Савченко поставили очень смелый опыт.
За день до опыта они подвергли себя иммунизации, проглотив культуру умерщвленных холерных вибрионов, а затем после нейтрализации желудочного сока раствором соды (чтобы сделать сок безвредным для попавших в желудок возбудителей холеры) они в присутствии профессоров Подвысоцкого, Леша и других сотрудников лаборатории выпили однодневную бульонную культуру холерного вибриона. Чтобы не было сомнения в отношении болезнетворности вибриона, культура из той же пробирки была впрыснута двум кроликам. Кролики погибли. Студенты же чувствовали себя вполне удовлетворительно. Этим опытом отважные студенты доказали, что, принимая через рот убитых возбудителей холеры, можно предохранить себя от заболевания, го есть сделали шаг к пониманию так называемого местного иммунитета, обоснованного впоследствии знаменитым русским ученым Безредко.
Поставив этот беспримерный в те времена опыт, Заболотный сказал Савченко:
— Некоторые полагают, будто исследователи, решив стать подопытными, сознательно идут на смерть. А я убежден, что каждый медик, начиная эксперимент, непоколебимо верит в свою гипотезу, в действенность иммунитета!..
Таким Заболотный оставался всю жизнь: смелым экспериментатором, борцом.
Когда Бутовский привел свой маленький отряд в Ходягоу, его поразила тишина. Кое-где двери были распахнуты настежь: значит «черная смерть» уже побывала здесь. Как и в харбинских лачугах, во всех фанзах были земляные полы и каны, покрытые циновками.
В одном из дворов, где, по свидетельству старосты, «все перемерли», нашли труп, наполовину обглоданный собаками, а в разбросанном гаоляне наткнулись на тело женщины.
В одной фанзе энергично действовала сестра милосердия Аня Снежкова. Ей удалось взобраться на чердак. Через несколько минут она спустилась оттуда, ее халат был изорван и покрыт пылью, марлевая маска съехала набок.
— Если бы вы знали, что там делается!.. — чихая и кашляя проговорила девушка. — Все вперемешку!..
Мамонтов бросил на нее быстрый взгляд.
— Не волнуйтесь, Илюша, ничего со мной не случится!..
Однако на третий день Снежкова оказалась в чумной больнице.
Мамонтов делал все, что было возможно. Дни и ночи проводил он у постели больной со шприцем в руках и, словно заботливая мать, кормил девушку с ложечки горячим бульоном. Глаза у него слезились от бессонницы, но он категорически отвергал всякие попытки заменить его.
Пришлось вмешаться Заболотному.
— Илья Васильевич, — убеждал он, — вы поступаете опрометчиво, находясь в противочумном костюме столь длительное время. Вы же понимаете…
Аня Снежкова стала четвертой жертвой «черной смерти», и она уже стерегла следующую.
Через несколько дней Мамонтов ощутил характерную боль в груди, у него начался кашель, градусник показывал тридцать девять.
— Чего всполошились? — говорил он друзьям. — Это у меня остатки от Питера: там, на холере, я простудился, и с той поры — остаточные явления в легких…
Анализы мокроты один за другим давали отрицательный результат, и лишь десятый сказал: «да».
Перед смертью Мамонтов писал матери:
«Дорогая мама, заболел какой-то ерундой, но так как на чуме ничем, кроме чумы, не заболевают, то это, стало быть, чума. Милая мамочка, мне страшно обидно, что это принесет тебе горе, но ничего не поделаешь, я не виноват в этом, так как все меры, обещанные дома, я исполнял.
Честное слово, что с моей стороны не было нисколько желания порисоваться или порисковать. Наоборот, мне казалось, что нет ничего лучше жизни, но из желания сохранить ее я не мог бежать от опасности, которой подвержены все, и, стало быть, смерть моя будет лишь обетом исполнения служебного долга. И, как это тебе ни тяжело, нужно же признаться, что жизнь отдельного человека — ничто перед жизнью общественной, а для будущего счастья человечества ведь нужны же жертвы…»
Труп Мамонтова был сожжен в специальной печи, а урна с прахом, по просьбе матери, отправлена на его родину, в Петербург.
XVIII
В резиновых сапогах, в халате с капюшоном и респиратором Бутовский пришел в бактериологическую лабораторию экспедиции. Здесь находился центр научных изысканий.
Заболотный в полном защитном снаряжении готовился к опыту.
— Очень рад, проходите! — радушно встретил он Бутовского. — Что делается на вашем фронте?
— Привыкаем! Люди уже не чураются общественных ночлежек, идут к нам.
— Наслышан о ваших подвигах: дело обещающее! Это хорошо, что идут… Кстати, вот готовлюсь убить морскую свинку местным штаммом чумных бактерий, чтобы установить степень вирулентности[5]. Полагаю, вам небезынтересно будет?
Бутовский обрадовался: ведь до сих пор он изучал чуму только по учебникам, в университете, а вот сейчас увидит собственными глазами, как происходит заражение смертоносной болезнью.
Вошли ассистент Чурилина и студент Исаев; Исаев нес большую стеклянную банку с двумя пестрыми морскими свинками.
Он озорно подмигнул Бутовскому: гляди в оба!
— Так вот, — сказал Заболотный, беря стерильный шприц и наблюдая, как Чурилина выстригает шерсть на брюшке морской свинки. — Зараженные свинки уже через несколько суток перестанут резвиться и обнюхивать кормушки. Потом мы вскроем их трупы и будем выделять чистую культуру.
Ловким движением он извлек из пробирки ватную пробку, обжег края пробирки над горелкой, затем сунул в пробирку иглу и натянул поршнем в шприц мутноватую жидкость.
— Итак, в шприце сейчас заключены миллионы смертоносных чумных бактерий. Ими я произведу подкожное заражение путем инъекции в нижнюю часть живота подопытного животного.
Заболотный чуть повернулся к Чурилиной, которая крепко держала свинку. Оттянув кожу на ее брюшке, он уверенно ввел иглу. Свинка пискнула.
— Самое сложное, — пояснял между тем Заболотный, — безошибочно достигнуть иглой брюшины, а затем… — он надавил слегка на поршень шприца и ввел в тело всю порцию. — Вот, собственно, и все! В зависимости от дозы возбудителя чумы и ее вирулентности зараженная свинка погибает в срок от трех до одиннадцати суток. Это значит, не позднее, чем через одиннадцать суток мы должны дать окончательный ответ на чуму. Разумеется, в том случае, если бы мы заразили животное материалом, взятым от больного. В данном же случае наша цель узнать, в какой степени агрессивен именно этот штамм возбудителя. Чтобы бороться с врагом, надо знать его силу!..
Когда свинку снова водворили в стеклянную банку, профессор повел всех в другую комнату, где Злагогоров препарировал трупик только что погибшей от чумы свинки.
Златогоров провел предметным стеклом по разбухшей печени и селезенке и сделал волнистый мазок-отпечаток.
— Теперь посмотрите на наших врагов!..
Подойдя к столу, Бутовский осторожно нагнулся над микроскопом и увидел крошечные палочки, окрашенные биполярно, с закругленными концами и слегка раздутыми боками.
Вот они, бактерии чумы, всего несколько особей, которых достаточно, чтобы убить человека.
Заболотный продолжал развивать свои положения.
Вакцина, которая готовится сейчас в лаборатории из местного штамма чумных бактерий, призвана заменить прежнюю, доставленную из форта «Александр I» и оказавшуюся неэффективной. Однако Заболотный опасался, что и новая вакцина не даст желаемого результата. По его словам выходило, что убитая сухая противочумная вакцина вообще неэффективна.