Облачившись в халаты и надев защитные маски, студенты начали осмотр. Эта процедура происходила в простом тесовом сарае, который еле обогревался железными времянками.
Очередь подвигалась медленно. Китайцы неохотно стаскивали с себя худую одежонку, опасливо поглядывая: вдруг не дадут заветный талончик? Тогда не пустят в город…
— Следующий! — повторял Бутовский. — Следующий!..
Внезапно перед ним возникла тщедушная фигурка: на ногах матерчатые тапочки, под стеганкой — голое тело.
Китаец всхлипнул и пошатнулся. Бутовский поддержал его за плечо.
— Успокойтесь, — проговорил он, чувствуя, как плечо уходит из-под его пальцев.
Китаец, судорожно кашляя, со стоном опустился на пол. Очередь отхлынула.
Бутовский склонился над ним. Щеки китайца были мертвенно серыми, из угла его рта текла струйка темноватой крови. «Вот почему народ прозвал чуму, черной смертью», — подумал студент и, словно спохватившись, поспешно поставил китайцу градусник.
Он успел осмотреть еще двоих и взглянул на термометр: сорок.
— Карету!
Помощники кинулись за носилками.
Бутовский продолжал вести осмотр. Человек двадцать он отправил на обсервацию.
Редко выпадала минута, когда можно было погреть застывшие руки около железной печурки. От нервного напряжения и усталости разболелась голова. Помощники-китайцы беззлобно посмеивались.
— Замерзай, Михай-ля? — спросил один из них. Его звали Ван Цзе-лином, а Бутовский называл его просто Ваней.
— Замерз, Ваня!.. Посмотри, что делается! — кивнул он на окно, за которым ветер по-прежнему швырял снег и песок.
— Твоя, Михай-ля, помогай наша, наша помогай твоя!
— Так ведь соседи мы, Ваня, как же иначе!..
После полудня приехал Заболотный. Он осмотрел пропускной пункт и остался доволен работой студентов.
— Молодцы, создали крепкий заслон!
Беляев, приняв летучий отряд, в тот же день приготовился к вылазке. Придирчиво проверив все ли на месте, он захватил халат, маску и, усевшись в карете, скомандовал кучеру Афанасию:
— Давай, братец, к баракам! Знаешь, около депо?
— Куды ж не знать! — отозвался забайкальский казак. Был он и кучером и по совместительству санитаром. — А как поедем, барин? С огоньком?
— Барин! — расхохотался Беляев. — Я, братец, всего без трех минут доктор… С огоньком, конечно!
В первом же бараке они нашли двух мертвых, а у остывшей печки, согнувшись, сидел на кучке дров китаец, что-то бормоча, словно в бреду.
— Мать честная!.. — Афанасий снял шапку.
Беляев медленно оглядел закопченный барак.
— Скверно!.. — сказал он сквозь марлевую маску. — Понимаешь, братец, чем это пахнет? Не может быть, чтобы в этой трущобе было всего трое жильцов. А где же остальные?.. Ну, вытаскивай пока трупы, а я займусь живым.
И Беляев решительно подошел к печке.
Многое повидал на своем веку забайкальский казак, но и он подивился спокойствию, с каким «без трех минут доктор» начал работу в чумном очаге.
Л. М. Беляев
VIII
Как-то вечером в Противочумном бюро собрался весь медицинский корпус. Ожидалось сообщение Заболотного.
Студенты почти не виделись в эти дни и теперь обрадовались встрече. Всех их интересовал один и тот же вопрос: откуда началась эпидемия? Что думает по этому поводу профессор Заболотный?
Еще в Индии Заболотный занялся изучением чумы. Он пришел к выводу, что главную роль в распространении чумы играет социальный фактор. Однако многое оставалось еще неясным, в частности, основные закономерности эпидемиологии чумы.
— Войдите в жилища индусов, в китайские мазанки, — говорил он, — и многое станет для вас понятным. Спят на полу или лежанках, занимающих половину лачуги. Больные и здоровые вместе… Улицы забиты людьми, пришедшими в город на заработки. Все это напоминает условия, которые создают для животных, когда помещают вместе больных и здоровых для наблюдения экспериментальной эпидемии…
Завершив поездку по Индии, Заболотный решил исследовать путь, которым паломники-мусульмане шли в священную Мекку и Медину. С этой целью он посетил Аравию, Месопотамию, Турецкую Армению и Персию.
Религиозные обряды совершались там в ужасающих, антисанитарных условиях. Паломники обходили карантины и обсервационные пункты и переносили чуму из одной страны в другую. Распространению эпидемий способствовал и морской транспорт. Морские суда завозили больных чумой крыс к побережью Каспийского моря и в устье Волги, и там время от времени наблюдались вспышки чумы.
— В восточной Монголии, — продолжал Заболотный, — и родилась моя гипотеза о том, что источником чумы на Дальнем Востоке являются не крысы, а степные грызуны — тарбаганы. Я натолкнулся на чуму в дикой природе и с тех пор убежден, что широко известная на Дальнем Востоке «тарбаганья болезнь» и есть чума… Правда, гипотеза моя пока не подтверждена бактериологическими исследованиями. Но позвольте спросить: почему первые чумные больные на станции Маньчжурия появились в октябре 1910 года среди охотников промышляющих именно тарбагана? Закончив промысел, они хлынули на Джалайнорские копи, в Харбин. Там они до отказа забили ночлежки, харчевни, курильни. Спят вповалку. Я не удивляюсь, что эти трущобы и стали очагами эпидемии.
Заболотный достал портсигар, подержал над спичкой мундштук папиросы и закурил.
— Это во-первых, а во-вторых, мы и крыс здесь проверили: эпизоотии[3] среди них нет. Почему именно крыс, спросите вы? Напомню: в прошлом году в Одессе была вспышка чумы. Наряду с ранним выявлением больных, быстрой госпитализацией мы исследовали тамошних и завезенных морем крыс, даже их блох, провели сплошную дератизацию[4], заставили благоустроить центральный рынок — место огромного скопления крыс — и — вспышку ликвидировали. А вот харбинские крысы здоровы, падежа среди них нет… Поэтому я намерен и впредь искать чуму в живой природе, у тарбаганов, — закончил Заболотный.
Однако эта смелая гипотеза русского ученого пришлась не по душе пушным предпринимателям. Она подсекла под корень спекуляцию русских, английских и немецких торгашей, которые за бесценок скупали шкурки тарбагана у местного населения. Поэтому предприниматели всячески стремились помешать Заболотному и опровергнуть его выводы.
IX
Бутовский отправился к себе переодеться и в дверях столкнулся с незнакомой девушкой.
— Осторожно, на мне чумные бактерии! — шутливо сказал он.
Девушка невольно отшатнулась.
Подошел Беляев.
— Вы кого-то ищете, сударыня?
— Ищу, но… Собственно, еще не знаю, к кому обратиться. Приехала на эпидемию. Моя фамилия Паллон.
Так состоялось знакомство с Беатрисой Михайловной Паллон.
Вечером, за чаем, она рассказала о себе. Родилась в Прибалтике, в семье учителя, окончила рижскую гимназию. Мечтала о Петербургском университете. «Вы хотите стать врачом? — усмехнулся чиновник. — Но это не так просто… Советую на курсы сестер милосердия или в гувернантки». Уехала в Швейцарию, поступила в Цюрихский университет. В Россию вернулась с дипломом врача. Услышала, что в Маньчжурии чума, и на поезд!..
Прошло несколько дней. Опасность быстро сблизила молодых людей. Отправляясь в Город-Пристань, где находился самый большой очаг эпидемии, они уже не чувствовали себя одиночками.
По Сунгари плыли фиолетовые льдины, похожие на маленькие островки. Заваленные снегом узкие улицы и переулки были пустынны. Прохожие, завидев студенческие шинели и черные папахи, торопливо скрывались: того и гляди, попадешь на осмотр.
На пороге грязной ночлежки студенты надели халаты и маски. Бутовский толкнул дверь и вошел в полумрак.
На длинном кане, покрытом циновками, сидели, поджав под себя ноги, китайцы в лохмотьях. Их было человек тридцать. Они ели чумизу из больших деревянных чашек. Увидев вошедших, несколько человек кинулись к двери, ню Беляев и Суворов преградили им путь.