— Ага! — внезапно взревел президент. — Ты смеешься! Мой милый Рори, ты смеешься! — И сам взорвался гомерическим хохотом. — Нет, это уж слишком! Согласись! Это же курам на смех! О чем мы спорим? Да ни о чем! Ладно, я буду послушным мальчиком. Буду вести себя хорошо. Скажи своим надутым друзьям из Специальной службы, что я не стану убегать, когда они начнут прятаться среди настурций на клумбе и переодеваться пожарными и дамами с собачками. Ну вот! Ты доволен? Да?
— Я счастлив, — кивнул Аллейн. — Если, конечно, ты говоришь серьезно.
— Серьезно-серьезно. Вот увидишь. Я буду сама благопристойность. В тех пределах, — присовокупил он, — на которые распространяется их незамысловатая ответственность. То есть в пределах Объединенного королевства. Годится? Да?
— Да.
— И никаких больше «превосходительств». Нет? Нет. — И не моргнув глазом — Громобой добавил: — Когда мы с тобой tête-à-tête[4]. Вот как сейчас.
— Как сейчас, — согласился Аллейн и был немедля пожалован радостным рукопожатием.
Оказалось, что перед тем как присоединиться к президенту за завтраком, ему предстоит совершить часовую поездку по городу. Вновь появился элегантный адъютант. Снова шагая с ним по коридору, Аллейн поглядывал сквозь доходящие до полу окна на ядовито-зеленый парк. Водяная вуаль череды фонтанов чуть приглушала пронзительные краски его цветов. За радугами взлетающей и опадающей воды различались расставленные через равные промежутки неподвижные фигуры в военной форме.
Аллейн приостановился.
— Какой прекрасный парк, — сказал он.
— О да! — улыбаясь, откликнулся адъютант. Отражения цветовых и световых пятен сада играли на его нижней челюсти и щеках, словно вырезанных из шлифованного угля. — Вам нравится? Президенту очень нравится.
Он переступил, словно собираясь двинуться дальше.
— Может быть, мы?.. — предложил он.
Вдали, за фонтанами, по саду маршировала шеренга солдат в красивых мундирах и при оружии — налево, направо, налево, направо. Размытые радужными каскадами воды, они различались с трудом, однако видно было, что маневрируют те не просто так, но сменяя прежних часовых.
— Смена караула, — заметил Аллейн.
— Верно. Это войска чисто церемониальные.
— Да?
— Как у вас в Букингемском дворце, — пояснил адъютант.
— Ну разумеется.
Они миновали величественный вестибюль и прошли через строй живописных гвардейцев у входа.
— И эти тоже чисто церемониальные? — поинтересовался Аллейн.
— Конечно, — подтвердил адъютант.
Вооружены они, как заметил Аллейн, — если не до зубов, то до поясницы — весьма действенным с виду оружием.
— Очень красивая экипировка, — учтиво сказал он.
— Президент будет рад узнать, что вы так считаете, — откликнулся адъютант, и оба вышли под ослепительные, жаркие лучи, бившие сверху, словно вода из душа.
Прямо у ступеней лестницы их поджидал обильно изукрашенный изображениями герба Нгомбваны президентский «роллс-ройс» с развевающимся президентским флажком — неуместным, поскольку ехать в автомобиле на этот раз предстояло вовсе не президенту. Аллейна усадили на заднее сиденье, адъютант занял переднее.
Сидя за закрытыми окнами, в навеваемой кондиционером прохладе, Аллейн думал: «Это, конечно, не первая пуленепробиваемая машина, в которой мне приходится ехать, но зато уж самая непробиваемая». Он гадал, найдется ли во всей нгомбванской службе безопасности сила, превосходящая могуществом ту, что была порождена внезапно воскресшими воспоминаниями о «Давидсоне».
Они катили по городу, сопровождаемые двумя сверхъестественно проворными, пышно экипированными мотоциклистами. «Бритоголовые, хулиганье на мотоциклах, патрульные полицейские, вооруженный эскорт — что сообщает им всем, — размышлял Аллейн, — всякий раз, как они газуют и с ревом срываются с места, выражение угрожающей вульгарности?»
Машина неслась по заполненным людьми, безжалостно сверкающим улицам. У Аллейна отыскалось по нескольку добрых слов для каждого из огромных белых кошмаров — Дворца культуры, Дворца правосудия, Дворца городской администрации. Адъютант с полнейшим удовлетворением слушал его учтивые речи.
— Да, — соглашался он. — Все очень хорошие. Все новые. Построены при президенте. Очень замечательно.
Машин на улицах было много; замечалось, впрочем, что поток их расступается перед эскортом, будто Красное море перед Моисеем. На седоков президентского автомобиля глазели, но издали. Один раз, когда они резко свернули направо и на миг притормозили, задержанные встречной машиной, их шофер, не повернув головы, сказал незадачливому водителю что-то такое, отчего тот пошел испуганными морщинами.