Выбрать главу

В первых рядах торговки; вслед за ними провинциальные дамы; по сторонам вооруженные ножами кухарки и прачки; в центре — трактирщицы; немного позади — всегда веселые горничные; в арьергарде дрожащий beau-monde[25] всех девяти частей Утрехта, — для примера.

Где мне взять перо Гомерово С звонкой лирой Аполлоновой, Чтобы вам теперь описывать Беспримерное сражение? Не унылым песням горлинки Петь победы Ахиллесовы; Не пустынному отшельнику Спорить с кликами народными. Помогите, музы Греции, Ты, живая муза Байрона! Отлетите на мгновение От Парнаса громоносного; Принесите мне, пустыннику Стрелы грозные Юпитера, Красноречие Меркурия! Страшно плыть в ладье без паруса, Без кормила и без кормчего; Безрассудно в час полуночи В путь пускаться одинокому. Не летят ни музы Греции, Ни живая муза Байрона; Нет, не мне, не мне описывать Беспримерное сражение!

Ни звучного ура, ни ободрительного — в штыки! Новые слова, повыл восклицания. Оружие в сторону, руки вперед, и — за волосы!..

Гони природу в дверь, она влетит в окно!

Beau-monde, в смущении, направо кругом и назад; горничные с хохотом в разные стороны.

Солнце взошло совершенно; все ожило новою жизнью, — сражение продолжается. Солнце уже высоко; тепло, жарко, душно; все ищет убежища под сенью прохлады, — сражение продолжается. Скоро вечер; утомленная природа с нетерпением ждет смены небесных стражей, все смотрит на запад, — сражение продолжается. Довольно! довольно! Завтра можно начать снова! Давно уже вечер! Роса, сыро, простуда, лихорадки, горячки!.. Сражение продолжается.

— Что нам теперь с ними делать? — Я говорила, не стоило начинать! — Я говорила, этому и конца не будет! — Я говорила, все это напрасно! — Я говорила, лучше было дома сидеть! — Я говорила… — Я говорила… — Я говорила… — Помилуйте, не вы ли первые? — Я! Избави, Боже, меня от этого! Вы начали. — Вы! Нет, вы! — Я никогда не начинаю первая! — Вы начали. — Я и не думала! — Вы! — Нет, вы! — Вспомните хорошенько! Вы сказали… — Разве вы! — Я? До того ли мне теперь! Вы, сударыня, вы! — Нет, вы! — Маменька, вступитесь за меня! Я смертельно обижена! Я не могу долее оставаться здесь! Вы, сударыня, забываете, с кем говорите! Оставьте меня в покое! — Тетушка, разве вы не слышите, как смеются над вами! — Господи, Боже мой! невозможно жить более на свете! — О, мой Карл! — О, мой Фридрих! — О, мой Эрнест! — О, мой Юлий! — О, друзья мои, друзья мои! Помните ли, как мы были всегда покойны? С каким почтением всегда к нам относились? Как мы весело жили? Как искусно умели нам угождать все? Как приятно было в обществах? — Помните? — Помните? — Помните?

Надобно непременно сочинить мужчину!

Я вздрогнул, лежа под землею.

— Новая мысль! — Прекрасная мысль! — Сочинить мужчину! — Ах, нельзя ли поскорее? Слышала ли ты, Лизетта? Хотят сочинить мужчину. — Неужели? Ах, как это будет весело! Мы сами сочиним мужчину! — Я сочиню жениха себе! — И я! — Да, и я! — И я! — Ну, так и я! — Фуй, мои милые, что за глупости! Они должны искать нас. — У меня будет военный! — У меня статский! — У меня артист! — Что толку в артистах: лучше военный! — Военного! — Военного! — Гусара! — Улана! — Драгуна! — Фи, какой вкус! что может быть лучше камер-юнкера? — У меня будет поэт! — Нет, нет, — поэты слишком дерзки!

— Ах, мои милые, нам не позволяют и думать о мужчинах! — Зачем? — Мы, говорят, девицы. — Да ведь все титулы уничтожены? — Уничтожены, а когда дело коснется до мужчин, так тут является новая аристократия; аристократия замужних женщин, которые говорят, что все мужчины принадлежат одним им, по какой-то привилегии. — Как скучно! Что ж теперь будет? — Женщины берут все на себя. Они говорят, что лучше нас знают мужчин, и что их мужчины должны быть точно такие, какие бывают в романах. — Да, да! Они говорят, что мужчины их будут отличные, а вдовы идут к ним в советницы и хотят их руководствовать. — Как весело быть женщиной! Они могут все делать! — Я сочиню себе мужчину тихонько! — А если увидят? — Кому увидеть? — Пойдемте, пойдемте!

И пошли.

— С чего начать? — С прически! — Какую дать ему прическу? — À la corne d’abondance![26] — Скверно! — Скверно! Гладкую! — Гладкую! — À la corne d’abondance! — Fi! — Непременно, à la corne d’abondance! Таков дух времени. Надобно во всем иметь в виду дух времени! — Начнемте! — Начнемте!

И начали.

Можете представить!

Во время этих беспорядков, заговорщицы, бывшие причиною всех несчастий, по недоверчивости к успеху затаенной фабрикации или испугавшись бедствия, причиненного своей легкомысленностью, вели тайные переговоры с своей волшебницею о возвращении городу прежних мужчин. Дело встречало сильные затруднения со стороны бургомистерши и нескольких других дам, которые никак не соглашались на отдачу им тех самых мужей, и вдовы, по усердию к пользам своего пола, ревностно отсоветывали эту меру, утверждая, что в прежних мужчинах были разные недостатки, несовершенства, неполноты, повреждения, требующие предварительной починки. Однако ж дело сладилось. Не знаю, каким образом, — только 29 ноября, о самой полуночи, мы почувствовали сильный удар в землю, которою были придавлены, и разом выскочили все наружу. Я очутился на той же кровати, с которой за два месяца с половиной провалился под землю.

Что мы делали под землею? Мы спали. Мы были заколдованы и находились все это время в странном, неразгаданном оцепенении.

Бургомистр сорвал с себя парик с отчаяния, увидев весь славный город Утрехт вверх ногами. Ноября 30, поутру, собрался в ратуше Большой Совет, и положено было произвести формальное следствие. Бургомистр был уверен, что это работа бельгийцев.

В тот же день, следствие началось с торжественными обрядами; но к вечеру бургомистр внезапно закрыл комиссию. Оказалось, что его супруга и супруги его сочленов были главными зачинщицами всего беспорядка. С той минуты признали необходимым скорее замять дело, и городовое начальство приняло все нужные меры, чтобы известие об этой домашней революции не распространялось за черту города. С самых болтливых, в том числе и с меня, взяли подписки.

Нет надежды, чтобы это странное событие было когда-либо описано в утрехтских журналах, потому что жены тамошних журналистов были самые отчаянные мятежницы.

Библиография

Все включенные в книгу произведения публикуются по первоизданиям в новой орфографии. Пунктуация приближена к современным нормам.

К. Ф. Отрывок из дневника // Современник. 1839. Том XIII.

Емичев, А. И. Заклятый поцелуй // Телескоп. 1834. Ч. XXII, № 33.

Львов, В. В. Предание // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». 1837. № 10, 6 марта, за подписью «Кн. В. Л-ъ».

А. К-ъ. Таинственный туалет: Повесть // Московский наблюдатель. 1835. Кн. 10.

Одоевский, В. Ф. Привидение // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». 1838. № 40, за подписью «Кн. В. О.» и с подзаг. «Из путевых записок». Публикуется по: Сочинения князя В. Ф. Одоевского. Часть третья. СПб., 1844.

— въ. Колдун: Повесть // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». 1837. № 3, 16 января; № 4, 23 января.

Булгарин, Ф. В. Кабалистик // Северная пчела, 1834, № 138 (21 июня), № 139 (22 июня).

Тихорский, Н. Я. Чернокнижник: Повесть // Сын Отечества и Северный архив. 1834. №№ 19–20.

[Аноним]. Таинственная перчатка // Телескоп. 1832. Ч. VIII, № 5.

Тимофеев, А. В. Невидимка // Сын Отечества и Северный архив. 1834. № 18, за подписью «Т-м-ф-ъ».

Тимофеев, А. В. Мой демон // Сын Отечества и Северный архив. 1834. № 23, за подписью «Т-м-ф-ъ».

Тимофеев, А. В. Утрехтские происшествия 1834 года // Библиотека для чтения. 1835. Том XII.

вернуться

25

Бомонд, высший свет (фр.).

вернуться

26

В стиле рога изобилия (фр.).