Чередование воды и суши, показательное само по себе, — характерный признак двойственности, которую всякий раз подчеркивает Платон и которая свидетельствует о том, что на примере Атлантиды философ разрабатывает идею об апейроне, или Ином.
В самом центре Атлантиды находился небольшой остров — убежище шириной в пять стадиев. Его опоясывала водная ограда шириной в один стадий, за ним чередовались по две пары земляных и водных оград, каждая шириной в два и три стадия (Платон. Критий. 115d—116а)[952]. Получаем последовательность, напоминающую зеркальную фугу: 5(3+2), 1, 2, 2, 3, 3. Всякий, кто покидал центральный остров, тут же попадал в мир дуального[953].
Пяти окружавшим остров преградам как бы соответствовали пять пар близнецов, родившихся у Клейто и Посейдона. Платон приводит список этих близнецов, один из которых носил двойное — греческое и варварское — имя Евмел-Гадир, и проводит различие между старшим и младшим в каждой паре (там же. 113е— 114d). В рассказе также отмечается, что одни постройки на острове были простые (hapla), другие — пестрые (poikila), одни купальни были открытые, другие — закрытые, что жители острова «урожай снимали по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из каналов воды, источаемые землей», что цари атлантов «собирались то на пятый, то на шестой год, попеременно отмеривая то четное, то нечетное число (τω τε άρτίω και τω περιττω μέρος Ισον απονέμοντες)»[954]. Описывая в «Тимее» сотворение природы — от Мировой души до человека и от человека до рыбы — Платон одновременно говорит о поступательном развитии Иного, заканчивающемся его вселенским триумфом. Природа Атлантиды предстает во всем своем величии и разнообразии: всевозможные деревья и растения, плоды и животные, включая слона, «из всех зверей самого большого и прожорливого» (Платон. Критий. 115а). Не менее сложна и пестра история острова. От десяти сыновей Посейдона происходят десять царских династий, представители которых провели множество работ, чтобы связать центральный остров с морем (там же. 115b—116а)[955]. Цари построили мосты и подготовили страну к морской жизни (там же. 117е)[956]; прорыв каналы, они освоили земли равнины (там же. 118а—е)[957]; наконец, они сформировали большую армию (там же. 119а—b)[958]. В центре Атлантиды цари возвели монументальный дворцовый комплекс с храмом Посейдона и ипподромом, что было естественно для острова, посвященного этому богу (там же. 116с—117а). Платон часто приводит цифры: «храм ... имел стадий в длину, три плетра в ширину и соответственную (symmetron) этому высоту» (там же. 116d); при переводе в плетры это дает числа шесть, три и два — один из множества примеров незамысловатой игры автора с числами первого десятка, особенно с числом десять, о чем свидетельствует описание Атлантиды[959].
Политический режим, установленный потомками Посейдона, представляет собой причудливую смесь (там же. 119b— 120d). Каждый царь был абсолютным владыкой на своей территории, мог казнить и миловать, его статус вполне соответствует статусу как идеального правителя-философа из «Политика» (292d—297b), так и тирана. Собрание десяти царей напоминает олигархию или аристократию — коллективное правление в соответствии с законами, записанными первыми царями по указу Посейдона на колонне из орихалка[960]. При отправлении правосудия эти законы подтверждались специальной клятвой, центральный эпизод которой — окропление алтаря кровью жертвенного быка. Именно так правители, не являвшиеся философами, могли поддерживать конституционный порядок[961]. Если необходимо было вынести смертный приговор члену царской семьи, решение принималось большинством голосов. Учреждения Атлантиды могут показаться одним из удачных примеров смешанных конституций, описываемых в «Политике», «Тимее», «Филебе» и «Законах». Действительно, на протяжении многих поколений «правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом» и даже «с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ» (Платон. Критий. 120е— 121а)[962]. Но со временем «божественное начало» в царях атлантов сошло на нет, и они преисполнились «безудержной жадности и силы» (πλεονεξίας άδικου καΐ δυνάμεως)» (там же. 121а—b)[963]. Чтобы наказать их, Зевс созвал богов посередине вселенной, откуда «можно лицезреть все причастное рождению (ή... καθορα πάντα δσα γενέσεως μετείληφεν)», но... диалог прервался, возможно, потому что все уже сказано, а продолжение истории известно (там же. 121b—с)[964]. История Атлантиды и ее учреждений свидетельствует о поступательном развитии Иного.
952
Сравним схему, воспроизведенную в книге: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 137. Отметим роль двойных и тройных интервалов в структуре Мировой души (Платон. Тимей. 36d); двойной интервал соответствует октаве, а соотношение трех к двум — квинте.
953
Николь Лоро заметила, что принцип удвоения хорошо виден на примере двойного (мужчины и женщины) автохтонного происхождения жителей Атлантиды. По сравнению с афинским мифом об автохтонности только мужчин это примечательное новшество (см.: Loraux 1981а).
954
Платон. Критий. 116b, 117b, 118e, 119d. Четное и нечетное, подобно горячему и холодному, мокрому и сухому и т. д., является частью известного списка противоположностей (systoichia), приписываемого Аристотелем пифагорейцам (Аристотель. Метафизика. А. 5. 986а. 15). В одной интересной книге (Brumbaugh 1957: 47—59) предлагается спорная, на мой взгляд, интерпретация чисел, столь часто используемых Платоном в рассказе об Атлантиде. Едва ли философ хотел показать на основе данных архаичной математики плохо устроенный мир. В то же время автор книги справедливо отмечает важность чисел шесть и пять в платоновском рассказе. Здесь и пять пар близнецов, и пять ограждений, и центральный остров шириной в пять стадиев, и соотношение суммарной ширины водных и земляных колец как шесть к пяти, и шесть коней статуи Посейдона (Платон. Критий. 116d), и центральная долина площадью в 6 тысяч «квадратных» стадиев (там же. 118а), кстати, прямоугольная, а не квадратная, что позволяет поместить ее в «плохой ряд» пифагорейской systoichia. Число шесть и его производные тесно связаны с организацией войска атлантов (там же. 119а—b). В мою задачу здесь не входит детальное рассмотрение всех этих фактов, ограничусь лишь замечанием, что, согласно Платону, отношение пять к шести есть разновидность оппозиции между нечетным и четным, или, в соответствии с пифагорейской systoichia, между хорошим и плохим.
955
Цари построили каналы и мосты, покончив тем самым с изолированностью острова Клейто; это — шаг вперед на пути Иного.
957
Заметим, что в «Законах» (Платон. Законы. III. 681 d сл.) люди заселяют долину после потопа в тот самый момент, когда «встречаются все виды государственных устройств и полисов, все конституционные и гражданские болезни».
958
Эта армия имеет как греческие, так и варварские черты: помимо гоплитов, в ней есть воины на колесницах. Альбер Риво (см. его издание Платона в серии C.U.F. Ad loc.) не прав, утверждая, что праща тоже была варварским оружием; ср.: Фукидид. VI. 93, где упоминаются родосские пращники.
959
Число десять выглядит как сумма четырех первых цифр, или тетрактис. О роли четверицы в пифагореизме и философии Платона см.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 100 (с библиографией); Gaiser 1963: 118—123 и цитируемые на с. 542 тексты Аристотеля. Тетрактис у Платона — форма выражения генезиса (ср.: Платон. Тимей. 53е), не говоря уже о создании Мировой души (там же. 32b—35b—с) на основе двойной четверицы. В «Критии», как мне кажется, происхождение чисел тесно связано со становлением космоса. Мои замечания не убедили Л. Бриссона (Brisson 1970: 430); боюсь, он придерживается слишком рационального взгляда на платонизм, не допускающего в нем каких-либо спекуляций о числах.
961
В конституции Атлантиды клятва играет роль, аналогичную той, что отводится заклинаниям и мифам в «Законах». Согласно Доддсу, речь здесь идет об «укреплении обломков, унаследованных от прошлого» (Dodds 1951: 205).
962
В анализе социальной смуты, предпринятом в восьмой и девятой книгах платоновского «Государства», самое удивительное — показ роли золота. В тимократическом полисе типа Спарты золото не имеет никакого значения (Платон. Государство. VIII. 547b— 548b), но в олигархическом полисе его роль выходит на первый план — золото официально становится основой прав на власть (там же. 550d—е) и превращается в объект зависти со стороны черни, устанавливающей демократию (там же. 555Ь сл.). Уравнивание в правах имущих и неимущих, впрочем, не решает проблемы, и ненависть к богачам бросает бедняков в объятия тирана (там же. 556а сл.).
963
Обратим внимание на использование здесь лексики, обычно характеризующей политику империализма.
964
Точно так же в «Одиссее» (Гомер. Одиссея. XIII. 154—187) не говорится об участи феакийцев, способствовавших возвращению Улисса в мир людей, — повествование обрывается на сцене жертвоприношения быков.