— Поверить не могу, что ты полезла в драку! — покачал головой папа.
— Она меня защищала. — Робби выполз из-под стола.
— Прячешься за юбкой сестры, да, Роберт? — сухо спросил папа.
— Я драться не умею, — сказал Робби, и, в общем, не соврал.
— А из-за чего драка-то началась? — поинтересовался папа.
Мы уставились на свои босые ноги. Я погоняла большим пальцем кукурузные хлопья: мы ели прямо из пачки и просыпали немножко на пол.
Папа тяжело вздохнул:
— Ладно, бог с вами. А ты, Розалинда, держи себя в руках. Не вздумай больше драться! Я не потерплю в своем доме такого поведения. А ну-ка помогите мне на стол накрыть, шевелитесь. — Папа стал протискиваться к шкафу с посудой и наступил на пластмассового зверька. — Черт! — Он поднял слона и бросил его в Робби. — Ты хуже Моди, по всему дому игрушки разбрасываешь. Вроде бы взрослый уже играть в эту ерунду.
Робби понурился. Неужели папа забыл? Он сам подарил Робби первых трех зверят, еще когда приезжал к нам каждые выходные и мы ходили вместе в зоопарк.
— Не понимаю, — покачал головой папа. — Дочь дерется, а сын играет в игрушки под столом. У вас все перепуталось, дети. Придется положить вас в мешок и хорошенько перемешать. — Он пытался острить, только мы с Робби ужасно злились и нам ни капельки не было смешно.
Шлёпа смеялась над нами — конечно, к ней-то папа цепляться не станет. Нечестно. Мы знали, что папе Шлёпа тоже не нравится, но ее он не отчитывал: она ведь дочка Элис, а не его.
Сама Элис появилась, когда мы все уже позавтракали, а папа допивал вторую чашку кофе.
— Привет, пупсики.
Она впорхнула в кухню, расточая улыбки, — точь-в-точь артистка на сцене в ожидании оваций. Она не переоделась — была в тонкой ночнушке, чересчур прозрачной, — но волосы, длинные и светлые, уже успела расчесать и губы накрасила блестящей розовой помадой.
— Как замечательно, что мы все собрались вместе, — сказала она, сцепив руки.
Мы уставились на нее. Кого она обманывала? Никто из нас ей даром не нужен, даже Шлёпа, ее родная дочь. Обычно на каникулы мы приезжали по очереди: сначала мы с Робби, потом Шлёпа. Но этим летом Шлёпин папа умотал на Сейшелы — медовый месяц с новой женой, — а наша мама уехала в летнюю школу — она учится в Открытом университете. Так все мы очутились у папы в Суррее[1], чтобы изображать Счастливую Семью.
Я уже очень соскучилась по маме, хотя мы только вчера расстались. Наверняка мама тоже по нам скучала. Она даже всплакнула, когда обнимала нас на прощание. Ужасно, что мама и папа больше никогда не будут вместе как нормальная семья. Конечно, мы хотели побыть с папой на каникулах — но не с Элис же. И уж точно не со Шлёпой.
Впрочем, против малышки Моди мы не возражали.
— Здрасте, здрасте, здрасте! — сказала Моди.
Тут как тут! Прямо крошечный полисмен. Она кое-как пришаркала вслед за Элис — в пижамных штанах, бежево-розовом лифчике на шее и сандалиях на высоченном каблуке.
— Я большая взрослая тетя, — объявила она.
Она заковыляла по кухне, улыбаясь нам. На этот раз все улыбнулись в ответ, даже Шлёпа.
— Моди! — я протянула к ней руки.
Обожаю свою смешную сводную сестричку. И я, похоже, тоже ей нравлюсь — она вечно ходит за мной хвостиком, когда мы живем у папы и Элис. Но теперь же здесь Шлёпа. Она вскочила, схватила Моди и давай ее кружить. Моди, болтая каблуками в воздухе, завизжала от смеха.
— Шлёпа, осторожней. Не хватай ее так, — попросила Элис.
Шлёпа вспыхнула:
— А я и так осторожно.
— Она же еще маленькая. Опусти ее. У нее голова закружится.
Моди высвободилась из Шлёпиных рук, не переставая хихикать. Она нашла льва из зверинца Робби и решила попробовать его на вкус.
— Нельзя, Моди, это бяка! — сказал папа. Он присел рядом с ней на корточки и протянул раскрытую ладонь. — Отдай папульке.
Мы с Робби переглянулись. Мы его никогда не называли папулькой.
Моди вытащила льва изо рта, чмокнула его в кончик носа и отдала папе. Папа вытер его рукавом своей пижамы и рассмотрел поближе:
— Ничего себе, Моди его искусала!
— Можно Моди льва обратно? — с надеждой спросила Моди.
— Только не грызи его так, милая. А то зубки испортишь. — Папа, хорошенько ополоснув льва под краном, вытер его чистым кухонным полотенцем и торжественно вручил Моди: — Держи! Скажи папульке «пасипа»!
Мы с Робби и Шлёпой аж поморщились.
— Пасипа, — послушно повторила Моди. Она прекрасно могла произнести «спасибо», но папе и Элис почему-то нравилось, когда она лопочет как грудная.
— Вообще-то это мой лев, — буркнул Робби.