В отличие от него, непокорный (именно так, с маленькой буквы), когда смотрит на обычный стул, внимательно его разглядывает, потом уходит и возвращается с другим стулом, после этого он приносит еще множество стульев, и вскоре все это становится уже похоже на вечеринку, потому что пришли многие непокорные и они начинают обмениваться кофе, табаком и словом, и тогда, именно в момент, когда все начинают чувтвовать себя удобно, среди них возникает какое-то беспокойство, как будто они наткнулись на червей в цветной капусте, и неизвестно отчего это — от кофе, табака или слова, но все вдруг поднимаются со стульев и продолжают свой путь. Пока не найдут следующий обычный стул и та же история снова не повторится.
И есть только одно различие — когда непокорный натыкается на Стул Власти (именно так, с большой буквы), он внимательно его рассматривает, изучает, но вместо того, чтобы усесться на него, уходит и возвращается с пилкой для ногтей и с завидным терпением начинает подпиливать его ножки, пока они не станут такими тонкими, чтобы сломаться, когда кто-то сядет на этот стул, что и происходит почти сразу же. Там-там…
— Там-там? Но, Дурито…
— Ничего, ничего. Я знаю, что все это пока сыровато и что теория должна быть отшлифована. Но в моем случае — это метатеория. Может быть, меня обвинят в анархизме, но пусть тогда мой доклад станет скромным посвящением старым испанским анархистам, тем, кто всегда молчит о своем героизме, и который от этого ничуть не умаляется.
Дурито заканчивает, хотя я уверен, что он предпочел бы кончить.
— Но отставим каламбуры. На чем мы остановились, когда эта чешуекрылая назойливость меня перебила?
— Ах, да! На том, что Агуаскальентес — это праздник непокорности.
— В этом случае, дорогой мой чеченец, нам с тобой необходимо определить, что такое непокорность.
— Может быть достаточно, чтобы ты просто посмотрел на всех этих мужчин и женщин, которые взялись за строительство этого Агуаскальентес, и на тех кто будет участвовать в его открытии (в закрытии нет, потому что эту часть работы наверняка возьмет на себя полиция), чтобы у тебя появилось его определение, но поскольку это все-таки письмо, я должен попытаться определить это словами, которые какими бы выразительными они ни оказались, никогда не смогут быть так убедительны, как взгляды.
И в поисках текста, который пригодился бы мне для этого, я нашел книгу, которую отдолжил мне когда-то Хавьер Элорриага.[106]
Книжка называется «Новая Эфиопия» и автор ее — баскский поэт по имени Бернардо Атскага. И есть там поэма, под названием «Регге бабочек», где говорится о бабочках, летящих в открытое море, у которых не будет места куда сесть, потому что в этом море нет ни скал, ни островов.
Ладно, пусть простит меня дон Бернардо, если мой синтез не так удачен, как его регге, но он достаточен для того, что я хочу сказать тебе:
Непокорность — как бабочка, летящая в сторону моря без скал и островов. Она знает, что ей некуда будет сесть, и все-таки ее полет прям и уверен.
И нет, ни бабочка, ни непокорность не безумны и не самоубийственны, дело в том, что они знают, что найдут где сесть, что там, впереди, есть островок не обнаруженный ни одним из спутников
И островок этот — братская непокорность, которая наверняка всплывет, именно в момент когда бабочка, то есть летающая непокорность, начнет терять силы.
И тогда летающая непокорность, то есть морская бабочка, станет частью этого всплывшего островка, и превратится, таким образом, в опору для другой бабочки, которая, победив последние сомнения, уже направляет свой полет к морю.
И это не выходило бы за рамки любопытной статьи в книгах по биологии, если бы не то, что, как сказал не помню точно кто, — что обычно из взмахов крыльев бабочки рождаются большие ураганы.
Своим полетом летающая непокорность, то есть бабочка, говорит НЕТ!
Нет логике.
Нет осторожности.
Нет бездействию.
Нет конформизму.
И ничто, абсолютно ничто в мире не может быть прекраснее, чем сама возможность увидеть отвагу этого полета, понять какой вызов им брошен, почувствовать начало этого ветра и увидеть, как начинают дрожать под этим небом не листья на деревьях, а коленки у власть имущих, которые до этого момента наивно думали, что бабочки улетают в море, чтобы умереть.
Вот так, дорогой мой москвич, и еще известно, что бабочки, как и непокорность, заразительны.
И бабочки, как и непокорность, бывают разных цветов.
Есть синие, которые выбрали этот цвет, чтобы небо и море поспорили между собой.
Есть желтые, мечтающие об объятии солнца.
Есть красные, окрашенные в цвет непокорной крови.
Есть коричневые, несущие на своих крыльях цвет земли.
Есть зеленые, потому что в этот цвет привыкла окрашиваться надежда.
И все они — жизнь, жизнь, которая сияет совершенно независимо от того цвета, в который окрашена.
И есть полеты всех цветов.
И порой бабочки отовсюду собираются вместе и возникает радуга.
И работа бабочек, как это написано в любой уважающей себя энциклопедии, заключается в том, чтобы опустить радугу как можно ниже, чтобы дети могли научиться летать.
И, говоря о бабочках и о непокорностях, я думаю, что когда вы все окажетесь в цирке, то есть в суде, перед шутом Гарсоном, и вас спросят, что вы делали в Агуаскальентес, ответьте, что летали.
И даже если тебя отправят в депортационный полет в Чечню, смех, который за этим последует, будет слышен до самых гор юго-востока Мексики.
И за улыбку, брат, как и за музыку, нужно быть благодарным.
И, говоря о музыке, насколько мне известно, среди правительств Мексики, Испании, Италии и Франции вошел в моду танец рака, что заключается, грубо говоря, в движении бедер и плечей против направления хода часовой стрелки.
И еще — если увидишь Мануэля Васкеса Монтальбана[107] — пожми ему руку от нашего имени.
Скажи ему, что мне стало известно, что недавно Фокс спросил его, не знает ли он почему Маркос и сапатисты молчат, и что он ему ответил: «Они не молчат, дело в том, что вы не слышите».
Заодно скажи ему, что копченые колбасы сильно отличаются от алмазов, в том смысле, что они не вечны и те, что он нам прислал, уже давно закончились, и что если он не расщедрится, скажем, на каких-нибудь 5 килограммов, то мы его и Пепе Карвальо[108] захватим в заложники.
Или, лучше, нет. Потому что нас тогда назовут террористами и Буш вместе с ООН развяжут новую «гуманитарную» войну. Лучше пусть просто отправит нам колбасу, а я пришлю ему за это рецепт Марко’c Спешл, который неоднократно и бесполезно просил у меня шеф-повар Его Величества.
Все, буду прощаться. Не забудь сообщить мне, в какую тюрьму вас отправят. Для того, чтобы когда мы доберемся до Испании…
Нет, не думай, что адрес тюрьмы мне нужен для того, чтобы освободить вас, наоборот, мы придем проверить надежно ли вы заперты, потому что все вы — безумцы. Подумать только, открыть Агуаскальентес в Мадриде… Не хватало только, чтобы вы додумались до создания в тюрьме автономного муниципалитета.
И еще — сигареты мы передать вам не сможем. Но лепешки и посоль — без проблем.
Ладно. Привет, и если речь о царствовании — пусть царит непокорность.
Из гор юго-востока Мексики.
Субкоманданте Маркос
Мексика, октябрь 2002 г.
P.S. Эва спрашивает, есть ли в Испанском Государстве (представь себе, так и сказала) видеомагнитофоны, потому что она хочет взять с собой свою коллекцию фильмов о Педро Инфанте. Я сказал ей, что есть, но там — другая система. Она удивлена: «А разве там не неолиберальное правительство?». Я не ответил ей, но спрашиваю себя: «Команданте Эва: как мне быть?»
Другой P.S.
Не думай, что я не знаю, что в Агуаскальентес прибудут сопротивляющиеся из Италии, Франции, Греции, Швейцарии, Германии, Дании, Швеции, Англии, Ирландии, Португалии, Бельгии, Голландии и т. д. Передай им всем привет и скажи, что если они будут плохо себя вести, мы их тоже… тоже вторгнемся. Будем глобализировать цвелую лепешку и прогорклый посоль. И посмотрим как в географической прогрессии начнет расти число глобалофобов.
Еще раз привет.
Суп, тренируясь перед плаванием, рвет цвелым ореховым шоколадом, который Оливио оставил брошенным.
106
Хавьер Элорриага — один из основателей руководитель Сапатистского Фронта Национального Освобождения и член редакции журнала «Ребельдия».
107
Мануэль Васкес Монтальбан — (1939–2003) известный испанский писатель, поэт и журналист, симпатизировавший сапатистам, автор книги интервью с Маркосом «Субкоманданте Маркос — рыцарь зеркал».
108
Пепе Карвальо — литературный персонаж из ряда романов Мануэля Васкеса Монтальбана, выдающийся сыщик и повар (сам Васкес Монтальбан тоже являлся автром нескольких книг кулинарных рецептов)