Как и его сын и наследник Гуюк, Угедей был похоронен не на «великой запретной границе» (там, где находилась могила Чингисхана), а возле своего улуса. Точное место захоронения нам неизвестно, но, должно быть, оно находилось на некотором расстоянии от Черного Иртыша[1050].
После смерти Угедея регентство приняла Туракина. Эта женщина, происходящая из племени найманов, была ранее замужем за вождем меркитов, которого монголы убили в сражении[1051]. Хотя женщина и могла стоять во главе монгольского государства, против кандидатуры Туракины было много возражений[1052]. Она пришла к власти с помощью Чагатай и интриг, которые она плела[1053]. Целью этой энергичной и своевольной регентши было повлиять на мнение Чингисидов таким образом, чтобы на созванном курилтае ее старшего сына Гуюка выбрали правителем. Однако ссора Гуюка с Бату стала причиной, по которой большинство Чингисидов не могло посчитать его достойным преемником. Туракине понадобилось несколько лет для того, чтобы подготовить почву и гарантировать избрание своего сына. Поэтому она медлила с созывом курилтая.
Туракина под влиянием высокообразованной и умной помощницы из Хорасана по имени Фатима[1054] быстро рассорилась с опытными министрами[1055], против которых она имела серьезные возражения еще при жизни Угедея[1056]. Первым, кто навлек на себя гнев регентши, стал кераит Чинкай, чиновник, выбранный Чингисханом и верно служивший Угедею. Туракина настолько его невзлюбила, что решила убить[1057]. Чинкай бежал к Коктену, второму сыну Угедея и Туракины. Коктен, имевший владения в бывшем государстве тангутов Си-Ся, отказался сдать Чинкая[1058] и начал принимать все более независимую позицию в отношениях с матерью. Позже он присоединился к группе принцев, выступавшей против его брата Гуюка[1059]. После этого неприязнь Туракины пришлось испытать на себе отцу и сыну Ялавачам. Махмуд, занимавший государственный пост в Пекине, тоже бежал к Коктену и получил убежище, так же как и Чинкай. Сын Махмуда, Масуд, губернатор Трансоксианы, искал защиты у Бату. Не каждому удавалось убежать от гневной Туракины. Коргуз, губернатор Хорасана и друг Чинкая, повздорил с Чагатаем и был казнен. Аргун, член племени ойратов, стал новым губернатором Хорасана и Мазендарана[1060]. На место Махмуда Ялавача регентша назначила Абд ар-Рахмана, который обещал увеличить доходы казны за счет повышения налогов.
Другим министром, с которым регентша вступила в конфликт, стал способный Елюй Чуцай. Этот кидань заведовал главным образом финансами со времени своего назначения в 1215 году советником Чингисхана. Борьба между различными фракциями и кликами при монгольском дворе в последние годы правления Угедея ослабила и без того шаткую административную структуру, созданную Блюй Чуцаем. Прокитайская группировка, которую он возглавлял, была смещена иной, промусульманской придворной группировкой. Елюй Чуцай продолжил возглавлять канцелярию и выполнять свои обязанности как астролог, но больше не имел никакого влияния на правительственные дела. Елюй Чуцай ушел со службы в 1242 году и вскоре после этого, в 1243 году, умер[1061].
В 1242 году после смерти Чагатая Чингисиды восстали против произвола регентши. Младший брат Чингисхана Тэмугэ даже двинулся с войсками на Каракорум. Однако после возвращения Гуюка из Европы Туракина обманом заставила Тэмугэ отказаться от его плана[1062].
Стоит упомянуть, что эти злокозни Туракины описаны в трудах двух персидских историков, Джувейни и Рашид ад-Дина, которые были сторонниками более поздних монгольских правителей в Персии, потомков младшего сына Чингисхана Толуя. Эти два автора идеализируют Соркактани, вдову Толуя, и, вероятно, выставляют ее соперницу, Туракину, не в лучшем свете, потому что она выступала на стороне своего сына[1063].
В конце 1245 года, когда Туракина решила, что шансы Гуюка стать правителем очень высоки, она собрала курилтай. Он происходил летом 1246 года возле маленького озера, вероятно расположенного у истоков Орхона, недалеко от Каракорума. Сохранилось много ярких описаний этого курилтая, сделанных современниками[1064]. Автор наиболее ценного из них, несомненно, францисканский монах Джованни дель Плано Карпини, присутствовавший на собрании[1065]. У нас нет такого детального описания даже более поздних курилтаев[1066].