Точно так же в отдельных случаях Маркс как теоретик мог бы ограничиться простым упоминанием термина «вульгарные экономисты» – читатель сам мог бы конкретизировать это понятие именами Рошеров и Сениоров. Но Маркс сам дает конкретное содержание без обобщения, но в таком контексте, что читатель в процессе сотворчества сам сделает это обобщение. Адам Смит – представитель классической экономии, несмотря на ряд ошибок, все-таки восставал против разложения товарной стоимости на заработную плату и доход капиталиста. «Оригинальные мыслители никогда не делают абсурдных выводов. Они предоставляют это Сэям и Мак-Куллохам»[96]. В этом же плане, такая, например, подача обобщения «ростовщический капитал»: «Повышение учетного процента с целью обеспечения размена банкнота на золото достигается принудительными мерами, диктуемыми законодательством, покоящимся на ложных теориях денег и навязанным нации интересами торговцев деньгами, Оверстонов и компании»[97].
Излюбленный прием буржуазной классической экономии, игнорирующей классовые отношения производства, – обрисовывать не реальную хозяйственную систему, а «светлый остров Робинзона», рисовать хозяйство оторванного от общественных отношений одинокого и предприимчивого Робинзона. Маркс в первой же главе «Капитала», посвященной товару, разоблачает капиталистическую суть этого Робинзона через простое ироническое перечисление ряда его конкретных признаков. Из предприимчивого «смельчака вообще» вдруг вылезает… капиталистический бухгалтер: «Наш Робинзон, спасший от кораблекрушения часы, гроссбух, чернила и перо, тотчас же, как истый англичанин, начинает вести учет самому себе»[98].
Говоря о художественной конкретизации, мы уже вплотную подошли к вопросу об образе. Поэтический образ нашел широчайшее применение в литературном оформлении «Капитала».
VI. Образность речи
Образная речь часто присутствует в «Капитале» и имеет разнообразные формы. Встречаются собственно художественные образы и метафоры. Выделим прежде всего один вопрос, чтобы изъять его из темы этой главы, – о ходячем, установившемся образе. Есть образные обороты речи, всем известные, всюду применяемые, сросшиеся с обыденным словом и употребляемые уже без сознания их образности: «цепь умозаключений», «круг понятий», «умственный кругозор». Эти сросшиеся с привычной речью в любой научной работе образные выражения имеют, конечно, свою познавательную цену, экономят мыслительную энергию. Встречаются они, конечно, и у Маркса: «Цепь, звенья которой состоят из уравнений стоимости…», «капитал поет совсем другую песенку… когда задача состоит в понижении заработной платы», сельскохозяйственный рабочий «всегда стоит одной ногой в болоте пауперизма», «возражения представляют собой холостой выстрел капиталистов», «рыцари кредита», и т.д.[99]
Мы поведем речь не об этих образах, а о других, так сказать, авторского порядка, придуманных самим автором, а не взятых из ходячих словесных выражений. Хотя, повторяем, и эти обычные образы имеют свое значение, облегчают восприятие текста читателем, экономят мыслительную энергию.
Образы авторского порядка в «Капитале», конечно, не самодовлеющи, а отчетливы по своей целеустановке – подчеркнуть классовый характер научного положения, увеличить яркость восприятия, оттенить переход к новой проблеме. Маркс очень заботлив в смысле подбора образов. Целый ряд образов, данных им в «Капитале», вошел в плоть и кровь марксистского мышления, сделался привычным и совершенно необходимым выразительным средством теории. Вспомним, например, знаменитый образ: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым»
97