И герои русского писателя — того же Достоевского — позволяют нам взглянуть на синтез русской души, во всей ее неизмеримой глубине, со всеми ее уязвимыми местами, во всех ее необузданных крайностях, в высочайших проявлениях восторга и отчаянья. В результате их можно назвать портретами типичного русского не более, чем Лира — портретом типичного англичанина, хотя эти герои — русские до мозга костей, как Лир — до мозга костей англичанин, а Фауст — до мозга костей немец, пусть и имеет мало общего с типичным немецким бюргером.
Вот один из результатов воздействия гения русских писателей на иностранное общественное мнение: они создали общее впечатление о том, что Россия — это страна «сплошного уныния». Дело в том, что большинство русских писателей и поэтов предпочитают трагические сюжеты, а своих персонажей рисуют в мрачных тонах.
Ничего особо странного в этом нет. У счастливых людей, как и у счастливых стран, нет истории, и если вы беретесь за драму, а тем более трагедию, семейные злоключения царя Эдипа или Отелло, очевидно, дают автору более плодотворный материал, чем супружеская жизнь Дарби и Джоан или Филемона и Бавкиды[73]. И даже если писатель намерен создать комедию, он скорее всего выберет темы и материал, пригодные для беспощадной сатиры или чистого увеселения, а его персонажи, пусть и в комическом плане, будут столь же выше или ниже среднего человека, как и герои поэта-трагика. Фальстаф так же необычен, как Гамлет, а Сэм Уэллер[74] — такая же исключительная личность, как Наполеон, хотя Сэм Уэллер, опять же, — англичанин до мозга костей.
В России, как и в других странах, радостные аспекты жизни тоже отражены в литературе, и средний человек тоже играет в ней свою роль — только это направление русской литературы куда менее известно. Гоголь, к примеру, создал гигантскую галерею комических типов, а Пушкин в своем шедевре «Евгений Онегин» мастерски нарисовал портрет среднего человека; более того, его Татьяна — весьма правдоподобное изображение души русской женщины, а эта душа светла. Но Гоголь за рубежом известен меньше, чем Тургенев, а поскольку Пушкин — поэт, его произведения сильно страдают от несовершенства перевода, а скорее невозможности перевести их на том же уровне.
Общим следствием этого становится впечатление, которое зарубежный читатель извлекает из доступных ему произведений русской литературы, о том, что Россия — мрачная страна, а русские люди вечно погружены в туман меланхолии. Но когда вы приезжаете в Россию, первое, что вас поражает — это жизнерадостность ее народа{12} и незлобивый юмор простых людей. Не так давно, после публикации в «Таймс» рецензии на «Идиота» Достоевского, известный русский художник написал в газету письмо, где указал, что судить о русском народе по персонажам Достоевского — все равно что судить об англичанах по «Городу страшной ночи»[75]. В своем ответе автор рецензии объяснил, что он высказывал суждение не о русском народе, а лишь об убеждениях Достоевского. И хотя, на мой взгляд, задача автора статьи совершенно ясна, и он превосходно с нею справился, возражения русского художника, пусть они и несправедливы в отношении этого автора, тем не менее представляют собой полезное напоминание читающей публике в целом, что герои Достоевского — это творения гения, причем гения трагического. Это чисто русский гений, но его волнуют в первую очередь трагические переживания души (что, собственно, и является темой трагедии), а не более приятные стороны жизни. Как указал художник, у «медали» русской жизни есть и обратная сторона. И это не просто приятная, но необычайно светлая сторона — та «светлая душа», о которой говорит русский поэт, и этот свет, на мой взгляд, нигде не проявляется ярче, чем в романах Достоевского, несмотря на, а порой и благодаря окружающему его мраку.
73
Дарби и Джоан — герои стихотворения Генри Вудфолла, Филемон и Бавкида — герои античного мифа. Их взаимоотношения считаются символом счастливого и гармоничного брака.
74
Сэм Уэллер — персонаж «Посмертных записок Пиквикского клуба» Диккенса: слуга мистера Пиквика.