Но обращусь к человеку, способному мыслить философски. Это — способность и насущность стать — в средоточии разума — полностью ответственным за свое бытие, за свою мысль — перед всеми людьми, перед самим собой… Это — сдвиг в перипетию предельной ответственности и предельной свободы. Без какой‑либо возможности ссылаться на “среду”, “воспитание”; на бытие до меня, на мысль, осуществленную человечеством до моей (всеобщей!) мысли. И — вместе с тем, поскольку весь этот путь исторического “эпохе” мне надо самому пройти: вспять, “до начала вещей” и — вновь — до своего собственного бытия, постольку философская мысль — мысль действительно предельной всеобщности, историчности и ответственности, но — сосредоточенных в (этом) моем мыслительном акте. Сегодня, сейчас происходящем.
Будем теперь конкретизировать эти исходные определения. Прежде всего, где же коренится сама возможность такого — изначального — философского мышления?
2. Исток философии в соотнесении; сознание — мысль. В сознании (в момент сознания) осознается со — бытие моего Я и мира; единого и многого; и — после всех превращений — мысли и бытия. Это со — бытие в сознании есть их взаимная укорененность и одновременно их (Я и мира, единого и многого)[3] несовпадение, разнобытийность. Сознание — исходный момент их распадка, лакуны, взаимосознания. В сознании мысль и бытие… начинают быть для меня. Но сознание — в любых его определениях — во — первых, мгновенно, во — вторых, в сознании событийствующие Я и мир, единое и многое и т. д. — абсолютно действительны, предположены извечными, безначальными. В сознании мысль впервые может очнуться и не может не очнуться, но в сознании (замкнутая в момент сознания) мысль еще не живет. Но — и это существенно для мысли — постоянно рождается. Сознание до ужаса серьезно, не иронично. Для сознания нет возможности. Только мысль — в собственном смысле слова, есть “осознание” (уже не осознание, но нечто иное… может быть — осмысление?) возможности бытия, возможности со — бытия, иными словами — их укоренение в той странной сфере (или — внебытийном мгновении), где их еще нет, где их взаимопредполагание только возможно. Философия раскрывает особый смысл возможности, как — в настоящем актуальной — возможности… настоящего (я это определяю как “возможностность”, но об этом — ниже). Мышление перенормирует сознание — в мысль — в идее “бытия — возможности” (Николай Кузанский). Мышление всегда несет в себе глубочайшую иронию “как если бы… бытия”.
В отличие от сознания и — в момент сознания — мышление (в пределе “мышление” и “философское мышление” — синонимы) замедленно тормозится, бесконечно задерживается в этом зазоре со — бытия, работает в нем, развертывает средоточие до — бытийного промежутка в детальное логическое движение (в бесконечное логическое развитие, замкнутое “на себя”, на точку начала). Начало (до… бытия, до… мысли и — в “самом начале” бытия, в самом начале мысли …) — это вечный и конкретный (Sic!) домен философии: того “есть …”, что есть бытие только в статусе философского внутри — логического предположения. Для понимания сути философии значимо это продолжительное сосредоточение, торможение, замедленное спиральное движение (развитие понятий) в точке сознания, в атомарном, монадном мгновении начала. Начала бытия. Начала мысли. Начала их взаимоначинания. Мгновение начала бытия раздвигается в философской мысли в длительное бытие начала. Философское “есть…” — это предположение взаимодополнительности (взаимопредположения и взаимоотрицания …) феноменологически данного “есть” бытия и феноменологически наличного “есть” мысли. Так, если войти в историю философии, такое философское понимание бытия осуществляется в высказываниях типа; “единое есть (существует как …) многое”, — “есть небытие единого”; “многое есть единое”, — “есть небытие многого” (формула античности). Или в высказываниях типа — “все есть ничто (происходит ничем…)”, “ничто есть все”, с оборотом — “все есть небытие ничто”, “ничто есть небытие всего” (средние века). Или, начиная с XVII века: “бытие есть мысль”, “мысль есть бытие” — с неизбежным перевертнем: “бытие есть не мысль”, “мысль есть не бытие”. Здесь логически включается нововременное уточнение — "в сущности"… “бытие в сущности есть мысль” (Гегель) или “мысль — в сущности не есть бытие” (Кант). Или в XX веке… (Но здесь ограничусь многоточием.) Может быть, это — наибольшая странность философии: ее глубинная онтология — это онтология самой элементарной логической связки, — затаенного внутри — логического “…есть…”.