— Вовсе нет, — сказал Магнус и нажал кнопку, чтобы ее впустить.
Изабель Лайтвуд прошла прямо к кофемашине и приготовила себе чашечку, даже не спросив, а можно ли. Она была из того типа девушек, думал Магнус, которые берут то, что хотят, и полагают, что ты будешь рад тому, что она вообще обратила на это свое внимание. Она старательно игнорировала Эльяса, когда вошла: она бросила на него один взгляд, входя в квартиру, и очевидно решила, что задавать вопросы о присутствии демона с щупальцами будет невежливо и, возможно, неинтересно.
Она выглядела как Алек: у нее были высокие скулы, фарфорово-бледная кожа и черные волосы, хотя ее были длинными и аккуратно уложенными. Однако глаза у нее были другие — блестящие и черные, как лакированное черное дерево, красивые и неразрушимые. Казалось, будто она могла быть такой же холодной, как и ее мать, такой же склонной к порочности, как и множество ее предков. Магнус знал многих Лайтвудов и не был ужасно ими впечатлен. Кроме одного.
Изабель запрыгнула на стойку, вытянув свои длинные ноги. На ней были сшитые на заказ джинсы, ботинки на шпильках, темно-красный шелковый топ, соответствующий ее рубиновому ожерелью на шее, которое Магнус сто лет назад купил по цене таунхауса в Лондоне. Магнусу понравилось, что она надела его. Казалось, будто он смотрел на племянницу Уилла, дерзкую, смеющуюся, курящую сигару Анну Лайтвуд — одну из немногих Лайтвудов, которые ему нравились, — надевавшую его сто лет назад. Его это очаровало, заставило чувствовать себя значимым для этого периода времени, для этих людей. Он размышлял, как сильно испугаются Лайтвуды, если узнают, что это ожерелье когда-то являлось подарком распутной любви мага к кровожадной вампирше.
Возможно, не настолько напуганы, как если бы узнали, что Магнус встречается с их сыном.
Он встретился с наглым взглядом черных глаз Изабель и подумал, что она не испугалась бы, узнав, откуда взялось ее ожерелье. Он думал, что она сможет найти в этом удовольствие. Может, когда-нибудь он ей расскажет.
— Итак, сегодня день рождения Алека, — объявила она.
— Я в курсе, — сказал Магнус.
Больше он ничего не сказал. Он не знал, что Алек рассказал Изабель, зная, как болезненно Алек любил ее и хотел оградить, не подвести — как не хотел подвести их всех и страстно боялся, что это произойдет. Секретность не устраивала Магнуса, который в первый же вечер, когда познакомился с Алеком, подмигнул ему, когда тот был просто безумно красивым мальчиком, глядящим на Магнуса с робким интересом. Но теперь все было гораздо сложнее, когда он знал, каким ранимым может быть Алек, какое может иметь значение, что Алеку может быть больно.
— Я знаю, что вы… встречаетесь, — сказала Изабель, осторожно подбирая слова и по-прежнему глядя прямо в глаза Магнусу. — Мне все равно. То есть, для меня это не имеет значения. Совсем.
Она вызывающе бросила эти слова Магнусу. Не было никакой необходимо так себя с ним вести, но он понимал, почему она так сделала, понимал, что она, должно быть, практиковала эти вызывающие слова, которые однажды сможет сказать своим родителям, стоя рядом с братом.
Она будет стоять рядом с ним. Она любила своего брата.
— Рад это слышать, — сказал Магнус.
Он знал, что Изабель Лайтвуд была красивой, и думал, что она казалась сильной и смешной — знал, что с ней он был бы не против выпить или устроить вечеринку. Но он не знал, что в ней таились глубины преданности и любви.
У него не было большого опыта по части чтения сердец Сумеречных охотников под их гладким ангельским высокомерным притворством. Должно быть, поэтому Алек так сильно его удивил, доставил ему неприятности, так что Магнус наткнулся на чувства, которые не планировал развивать. В Алеке вообще не было притворства.
Изабель кивнула, будто поняла, что Магнус ей говорил.
— Я подумала, что важно сказать кому-то об этом в его день рождения, — проговорила она. — Я больше никому не могу этого сказать, хотя хотела бы. Мои родители или Клав не будут меня слушать. — Изабель поджала губы, говоря о родителях и Клаве. Она все больше и больше нравилась Магнусу. — Он никому не может рассказать. И ты никому не скажешь, хорошо?
— Это не моя тайна, чтобы ее рассказывать, — ответил Магнус.
Может, ему и не нравилось скрываться, но он не раскроет чьего-то секрета. И меньше всего он рискнул бы причинить Алеку боль или страх.
— Он тебе правда нравится, да? — спросила Изабель. — Мой брат?
— О, ты имеешь в виду Алека? — ответил Магнус. — Я подумал, ты имела в виду моего кота.
Изабель засмеялась и пнула шпилькой одну из дверей шкафчика, небрежно и блистательно.
— Хотя ладно, — сказала она. — Нравится.
— Мы будем говорить о мальчиках? — поинтересовался Магнус. — Я не понимаю и, честно говоря, не готов. Ты не могла бы прийти в другой раз, когда я буду в своей пижаме? Мы бы сделали друг другу маски для лица, заплели волосы, а потом и только потом, думаю, я сказал бы, что считаю твоего брата совершенно сказочным.
Изабель выглядела довольной, даже немного озадаченной.
— Многие западают на Джейса. Или меня, — беспечно добавила она.
Однажды об этом Алек сказал Магнусу, выглядящему потрясенным, что маг, может, надеялся увидеть Джейса вместо него.
Магнус не планировал говорить о том, почему он предпочитал Алека. У сердца имелись свои причины и редко разумные. Возможно, можно спросить, почему Клэри не создала забавный любовный треугольник, влюбившись в Алека, поскольку тот был — в соответствии с предвзятым мнением Магнуса — невероятно красивым и постоянно сердито поглядывал в ее сторону, что некоторым девушкам нравилось. Нам нравятся те люди, которые нравятся.
На все это у Магнуса было много причин. Нефилимов охраняли, Нефилимы высокомерны, Нефилимов избегали. Даже Сумеречные охотники, которых встречал Магнус и которые ему нравились, каждый, являлись проблемным сливочным мороженым с темной загадочной вишенкой сверху.
Алек не был похож на тех Сумеречных охотников, которых раньше встречал Магнус.
— Можно посмотреть твой кнут? — спросил он.
Изабель моргнула, но следует отдать ей должное, она не стала возражать. Она размотала кнут из электрума и на мгновение намотала всю его серебряно-золотую длину вокруг рук, как ребенок, играющий в «веревочку»[3].
Магнус осторожно взял кнут, положил на ладони, как змею, и поднес к двери шкафа, который открыл. Он достал специальное зелье, за которое заплатил непомерную цену и берег для особенных случаев. У Сумеречных охотников имелись руны для защиты. У магов — магия. Магнусу всегда его магия нравилась больше. Руны могли носить только Сумеречные охотники, а он своей магией мог поделиться с любым. Он посыпал зельем — пыль фей и кровь, взятые во время одного из старых ритуалов, гематит, морозник и что-то еще — на кнут.
В самый крайний случай это оружие не подведет тебя, в самый мрачный час это оружие победит твоего врага.
Когда Магнус закончил, он поднес кнут обратно Изабель.
— Что ты с ним сделал? — спросила она.
— Я придал ему дополнительной силы, — сказал Магнус.
Изабель, прищурившись, посмотрела на него.
— И для чего ты это сделал?
— А для чего ты пришла ко мне и сказала, что знаешь обо мне и Алеке? — спросил Магнус. — Это его день рождения. А значит, что люди, которые заботятся о нем, хотят дать ему то, что он желает больше всего. В твоем случае, признание. В моем — я знаю, что самая важная вещь для него в этом мире, чтобы ты была в безопасности.
Изабель кивнула, и их глаза встретились. Магнус сказал слишком много и беспокоился, что она увидит больше.
Она спрыгнула со стойки, подошла к небольшому кофейному столику с гипсовой поверхностью и что-то написала в его блокноте.
— Вот мой номер.
— Можно поинтересоваться, для чего он мне?
— Ну, ничего себе, Магнус. Я знала, что тебе сотни лет и все такое, но я надеялась, что ты идешь в ногу с современными технологиями. — Изабель протянула ему свой телефон, чтобы проиллюстрировать свои слова, и помахала им. — Чтобы ты мог позвонить мне или написать. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь Сумеречного охотника.
3
«Веревочка» — детская игра; нитка или бечёвка, надетая на пальцы играющих, складывается в различные узоры.