Конечно, я имею в виду, что не был осужден сам католицизм, хотя множество католиков предстали перед судом и были признаны виновными. Суть в том, что мир устал не от идеала церкви, а от ее реальности. Монашество ставилось под сомнение не по причине целомудрия монахов, а из-за их распутства. Христианство стало непопулярно не из-за смирения, а из-за высокомерия христиан. Конечно, если церковь потерпела неудачу, то в значительной степени благодаря самим церковникам. Но в то же время враждебные элементы, несомненно, принялись подтачивать ее задолго до того, как церковь смогла сделать свое дело. По самой ее природе ей требовалась общность жизни и мышления в Европе. И все же средневековая система начала интеллектуально ломаться задолго до того, как появились первые признаки ее морального распада. У широких еретических движений, как, например, у альбигойцев[55], не было ни малейшего морального превосходства. И действительно, Реформация[56] начала рвать Европу на части до того, как Католическая Церковь успела ее объединить. Например, пруссаки были крещены накануне Реформации. Бедняги едва успели стать католиками, а им уже было велено обратиться в протестантство. Этим в значительной мере объясняется их дальнейшее поведение. Но я привожу лишь первый и наиболее очевидный пример общей истины: великие идеалы прошлого потерпели неудачу не как пережиток (то есть не зажившись на этом свете), а едва начав жить. Человечество не прошло через Средневековье, скорее человечество отступило от Средневековья, громя все вокруг. Христианский идеал не был опробован и признан несостоятельным. Он был признан трудным и остался неопробованным.
Это, конечно, относится и к Французской революции. Большая часть наших нынешних недоразумений проистекает из того факта, что Французская революция наполовину была успешной, а наполовину – провальной. С одной стороны, решающей битвой на Западе было сражение при Вальми[57], а с другой – сражение у мыса Трафальгар[58]. Мы действительно уничтожили крупнейшие территориальные тирании и создали свободное крестьянство почти во всех христианских странах, кроме Англии, о чем мы еще поговорим. Но представительная демократия, единственная универсальная для всех современных стран реликвия Революции, представляет собой лишь мелкий фрагмент цельной республиканской идеи. Теория Французской революции предполагала две идеи о правительстве, идеи, которые она сумела претворить в жизнь в свое время, но которые она, конечно, не завещала своим подражателям в Англии, Германии и Америке. Первой была идея благородной бедности, согласно которой государственный деятель должен быть кем-то вроде стоика; второй – идея максимальной гласности. Многие английские писатели с хорошим воображением, включая Карлайла, совершенно неспособны понять, как это такими людьми, как Робеспьер и Марат, могли так страстно восхищаться. Лучший ответ таков: ими восхищались за то, что они были бедны – бедны, хотя имели возможность обогатиться.
Никто не станет утверждать, будто подобный идеал существует в высшей политике нашей страны. Наши национальные претензии на политическую неподкупность фактически основаны на противоположном аргументе – на теории, будто у состоятельных людей на гарантированных должностях не будет соблазна участвовать в финансовых махинациях. Я сейчас не задаю вопрос, полностью ли подтверждает эту теорию история английской аристократии, от разграбления монастырей до захвата шахт, но определенно наша теория твердит, что богатство будет защитой от политической коррупции. Английский государственный деятель подкуплен заранее, чтобы его не могли подкупить. Он родился с серебряной ложкой во рту, поэтому в его кармане не будут найдены чужие серебряные ложки. Наша вера в защиту со стороны плутократии так сильна, что мы все больше и больше вверяем нашу империю в руки семей, которые наследуют богатство без аристократической крови и аристократических манер. Некоторые из наших политических домов – выскочки по происхождению; они наследуют пошлость как свой герб. О многих современных государственных деятелях не скажешь, что они родились с серебряной ложкой во рту – скорей уж с серебряным ножом. Но все это только иллюстрирует английскую теорию, будто бедность опасна для политика.
55
Альбигойцы – христианское дуалистическое движение, существовавшее в Лангедоке, на юге современной Франции, в XII–XIII вв. и уничтоженное католической инквизицией в результате Альбигойских войн.
56
Реформация – широкое религиозное и общественно-политическое движение в Западной и Центральной Европе XVI – начала XVII в., направленное на реформирование Католической Церкви. Ее началом принято считать 31 октября 1517 г.: согласно легенде, в этот день Мартин Лютер прибил к дверям виттенбергской Замковой церкви свои «95 тезисов», в которых выступал против существующих злоупотреблений Католической Церкви, в частности против продажи индульгенций. Концом Реформации историки считают подписание Вестфальского мира в 1648 г., по итогам которого религиозный фактор перестал играть существенную роль в европейской политике.