Резкий рост иммиграции, особенно ирландской, вызвал бурную реакцию среди коренного населения. Нативистские настроения объединили экономические тревоги по поводу новой иммиграции с этническими стереотипами в отношении ирландцев и давним религиозным недоверием к римскому католицизму. Они могли привлекать как избирателей из рабочего класса, так и из среднего класса. После 1846 года многие коренные жители присоединились к тому, что ранее казалось эксцентричными взглядами Сэмюэля Ф. Б. Морзе, — страху, что иммиграция представляет собой угрозу американской экономической и политической стабильности. В 1850 году появился Орден Звездно-полосатого знамени — нативистское тайное общество, члены которого, когда их спрашивали об этом, неизменно утверждали, что «ничего не знают». В насмешку газета Горация Грили «Нью-Йорк Трибьюн» назвала нативизм движением «Незнайки», и это название прижилось.
В отличие от нативистского движения более поздних лет, нативисты в эпоху антебеллума стремились не к ограничению иммиграции как таковой, а к ограничению политической власти иммигрантов, лишая неграждан избирательного права, увеличивая срок проживания в стране для получения гражданства и ограничивая занятие должностей гражданами, родившимися в стране. Как и антимасоны, нативистское движение превратилось из группы местных добровольных ассоциаций в общенациональную политическую партию для достижения своих целей. (Создать новую политическую партию в XIX веке было проще, чем сегодня, поскольку доступ к избирательным бюллетеням не представлял проблемы. Партии сами печатали бюллетени, поэтому любая группа могла напечатать свой собственный и попытаться убедить избирателей проголосовать за неё.) На Севере нативистская «Американская партия», вероятно, привлекла в свои ряды примерно равное количество избирателей из числа вигов и демократов; сам Морзе был демократом. На Юге она привлекала в основном вигов.[1966] В целом, нативистское движение нанесло политический ущерб партии вигов больше, чем её соперникам; католики-иммигранты объединились, чтобы защититься от него, голосуя за Демократическую партию, активно выступавшую за иммигрантов. Из-за антирабовладельческой позиции Римско-католической церкви некоторые аболиционисты и сторонники ограничения рабства испытывали симпатию к нативизму, хотя другие, такие как Сьюард и Уилмот, решительно отмежевались от него. Лидеры двух национальных партий были едины в осуждении нативизма как по принципиальным соображениям, так и потому, что видели в нём политическую угрозу. Такие опасения были оправданы, ведь нативизм отражал недовольство существующими партиями и сыграл важную роль в распаде второй партийной системы в 1850-х годах. Те демократы, которые присоединились к нативистам в начале 1850-х годов, спустя несколько лет часто переходили в новую Республиканскую партию.[1967]
VII
Выборы 1848 года ознаменовали не только смену партии власти, но и своеобразную революцию в американской политике: крушение системы вторых партий. Этнические проблемы, обострившиеся в результате стремительного роста иммиграции, стали выходить на первый план в политике, где они оставались в течение нескольких лет в 1850-х годах. Что ещё более важно, эти выборы положили начало процессу, в результате которого секционные вопросы стали доминировать над всеми остальными, и это доминирование продлится в течение целого поколения. Экономические вопросы, которые волновали Америку Эндрю Джексона и Джона Куинси Адамса — банковское дело, тарифы, внутренние улучшения — больше не были стержнем, вокруг которого двигалась политика. Полк завоевал для своих соотечественников новую империю, и теперь им предстояло решить, что они хотят с ней делать, и в частности, должно ли рабство управлять ею. Через несколько лет в ответ на этот вызов возникла новая партийная система — та, которую мы имеем до сих пор.
Генри Клей находился в отставке с момента своего неожиданного поражения на выборах 1844 года. 13 ноября 1847 года в своём программном выступлении в родном городе Лексингтоне он объявил о выдвижении своей кандидатуры на выборах 1848 года на платформе отказа от территории Мексики, за исключением скромно определенного Техаса. «Бесплодные земли Мексики, — предупреждал он, — могут оказаться роковым приобретением, порождающим смуту, разлад, раскол, возможно, воссоединение». Саму войну он назвал «ненужной и наступательной агрессией». «Никакие земные соображения не могли бы искусить или спровоцировать меня голосовать за неё», — утверждал он. Отнюдь не выступая за расширение рабства, он напомнил своей аудитории, что «я всегда считал рабство большим злом» и поддерживал постепенную эмансипацию и общество колонизации. Он призвал Конгресс (в который теперь входила палата представителей вигов) определить цели войны.[1968] Джеймс Гордон Беннетт потратил пятьсот долларов на специальный экспресс из Лексингтона в Цинциннати, где телеграф соединялся с Нью-Йорком, чтобы речь Клея появилась в его «Нью-Йорк Геральд» уже на следующий день. Стремление редактора грошовой газеты к сенсации превзошло даже его лояльность Демократической партии.
1966
Уильям Гиенапп, Истоки Республиканской партии (Нью-Йорк, 1987), 145, 419; Роберт Фогель, Четвертое великое пробуждение (Чикаго, 2000), 64.
1967
Уильям Гиенапп, «Нативизм и создание республиканского большинства на Севере», JAH 72 (1985): 529–59; Tyler Anbinder, Nativism and Slavery (New York, 1992).