Доктрина Монро 1823 года, как её изложил президент, состояла из нескольких компонентов.[270] (1) Соединенные Штаты провозгласили, что континенты Северной и Южной Америки «отныне не должны рассматриваться как объекты для будущей колонизации какой-либо европейской державой». (2) Соединенные Штаты заявили, что будут рассматривать любое европейское политическое вмешательство в Западное полушарие как «опасное для нашего мира и безопасности». (3) В качестве ответного жеста изоляционизма Соединенные Штаты заявили, что не будут вмешиваться в европейские войны или «внутренние проблемы». (4) В версии доктрины Адамса Соединенные Штаты также запрещали Испании передавать какие-либо из своих владений в Новом Свете любой другой европейской державе. Этот «принцип непередачи», как его называют, не был включен в речь президента, но американские политики рассматривали его как имеющий равное значение с другими компонентами доктрины.[271]
С точки зрения международной политики доктрина Монро представляла собой момент, когда Соединенные Штаты почувствовали себя достаточно сильными, чтобы утвердить «сферу влияния», которую должны уважать другие державы. С точки зрения национальной психологии, доктрина Монро ознаменовала момент, когда американцы перестали смотреть на восток через Атлантику и повернулись лицом на запад через весь континент. Изменение ориентации нашло отражение во внутриполитических раскладах. В 1790-х годах разное отношение к Французской революции сыграло основную роль в определении политической принадлежности американцев к федералистам или республиканцам. Во втором партийном конфликте, который возник бы по мере распада консенсуса Монро, разное отношение к экспансии на запад, индейской политике и войне с Мексикой стало бы, соответственно, основополагающим. В 1850-х годах третья партийная система также возникнет на основе проблемы, созданной экспансией на запад: распространения рабства на территории.
Непосредственная русская угроза Орегону была сдержана, когда американцы и британцы заключили с русскими отдельные соглашения в 1824 и 1825 годах, соответственно, определив южную границу Аляски как 54°40′ северной широты — её нынешнюю границу.[272] (Эти соглашения не затронули русский торговый пост в Форт-Росс, Калифорния, поскольку он находился на мексиканской территории). В других регионах Западного полушария Соединенные Штаты не предпринимали ранних усилий по обеспечению соблюдения принципа отказа от колонизации; например, британская оккупация Фолклендских островов в 1833 году не вызвала никакой реакции со стороны США. В течение многих лет латиноамериканские страны больше торговали с Британией, чем с Соединенными Штатами, и в вопросах стратегической безопасности больше полагались на королевский флот, чем на доктрину Монро. Американские отношения с Россией вскоре стали самыми дружественными из всех отношений с крупными европейскими державами. В результате доктрина Монро оказалась более важной в долгосрочной перспективе, чем в краткосрочной. Соединенные Штаты впервые всерьез прибегли к доктрине Монро только после Гражданской войны, когда убедили Наполеона III отказаться от военной поддержки Максимилиана фон Габсбурга в Мексике. После этого доктрина занимала все большее место в воображении американской общественности.[273]
270
См. Джеймс Монро, «Седьмое ежегодное послание» (2 декабря 1823 г.), Presidential Messages, II, 207–20; сама доктрина приведена на 209 и 217–19.
271
Принцип непередачи был первоначально провозглашен резолюцией Конгресса в 1811 году, когда возникло опасение, что Испания может передать Западную Флориду стране, более способной её защищать. См. Cunningham, Presidency of Monroe, 159.
273
См. Leopold, Growth of American Foreign Policy, 41–53; Perkins, Republican Empire, 165–69.