V
Современный ученый Бенедикт Андерсон называет нации «воображаемыми сообществами».[281] Безусловно, во времена до появления железной дороги и телеграфа требовалась определенная сила воображения, чтобы считать огромную и разнообразную территорию Соединенных Штатов единой нацией. Многие ораторы и политики использовали своё воображение для создания американского национализма. Но ни одна фантазия о единой национальной идентичности не имела более долговременного значения, чем юриспруденция Верховного суда Соединенных Штатов под руководством Верховного судьи Маршалла.
В 1815 году Джону Маршаллу исполнилось шестьдесят лет, и он уже четырнадцать лет занимал пост верховного судьи. Он уже успел оставить огромный след в истории, утвердив принцип судебного контроля. В деле Марбери против Мэдисона (1803) он признал акт Конгресса неконституционным; что ещё более важно, он распространил эти полномочия на законодательство штатов в деле Флетчер против Пека (1810). Маршалл не был первым выбором президента Адамса на эту должность, и он был утвержден без энтузиазма контролируемым федералистами «хромой уткой» Сенатом в январе 1801 года.[282] Но в то время как федерализм угас как партия и не смог взрастить консервативную политическую философию, Маршалл сохранил его наследие благодаря своей юриспруденции. Ценности, которые верховный судья отстаивал на скамье подсудимых, принадлежали августовскому Просвещению: Он верил в превосходство разума над страстями, всеобщего благосостояния над партиями и фракциями, национального правительства над штатами и мудрого, добродетельного дворянства над толпой. Он восхищался Джорджем Вашингтоном, под началом которого служил в Вэлли-Фордж, и в перерывах между судебными заседаниями находил время для написания многотомной биографии своего героя. Маршалл испытывал глубокое уважение к правам собственности, поскольку сам много работал, чтобы стать состоятельным человеком; в 1829 году он одобрил имущественный ценз для участия в выборах.
Его друзья из числа вирджинского дворянства считали Маршалла радушным собеседником, увлеченным спортсменом и ценителем вина. В отличие от своего кузена Томаса Джефферсона, он не проявлял склонности к науке или философии; Маршалл предпочитал более легкое чтение, например романы Джейн Остин. Между Джефферсоном и Маршаллом существовала давняя горькая личная вражда. По иронии судьбы, Маршалл в большей степени обладал здравым смыслом.[283]
Самым важным из личных качеств Маршалла было уважение, которым он пользовался среди своих коллег по судейскому корпусу. За тридцать четыре года работы в Верховном суде он почти всегда убеждал большинство согласиться с его точкой зрения. Хотя большую часть года судьи проводили «в разъездах», рассматривая дела и апелляции в федеральных окружных судах, когда они находились в Вашингтоне, они жили все вместе в одном пансионе (их семьи, как и семьи конгрессменов, оставались в своих домах, разбросанных по всей стране, и не имели резиденций в Вашингтоне). В пансионе судьи тесно общались друг с другом, что объясняет их склонность к единогласному решению дел. Главный судья подходил к изучению права с практической, а не научной целью, полагаясь на своих коллег по судейскому корпусу в плане получения дополнительных знаний. Помощником судьи, который оказался самым ценным соратником Маршалла, был грозный ученый Джозеф Стори из Массачусетса, который стал членом Верховной коллегии в 1811 году. Назначенный Мэдисоном, молодой Стори отражал новые взгляды националистического крыла Республиканской партии.[284]
Удивительно, но в главном конституционном деле, с которым Суд столкнулся зимой 1815–16 годов, Джон Маршалл участвовал не как председатель суда, а как заинтересованная сторона в иске. Ещё в 1793 году Маршалл вместе со своим братом и шурином вложил деньги в 160 000 акров земли на Северной шее Вирджинии. Их синдикат купил землю у наследника лорда Фэрфакса, который был одним из крупнейших землевладельцев-лоялистов во время Революции. Однако право собственности, полученное Маршаллами в результате покупки, было под вопросом. В 1779 году штат Вирджиния предъявил претензии на землю Фэрфакса в рамках политики конфискации имущества лоялистов. Маршалы полагались на мирный договор 1783 года между Великобританией и Соединенными Штатами, который предусматривал восстановление конфискованного имущества лоялистов и уважение к их собственности. Однако суды штатов, как известно, не проявляли энтузиазма в отношении соблюдения прав лоялистов, а Вирджиния впоследствии передала часть земель Фэрфакса другим лицам. Ещё одна сложность заключалась в том, что было неясно, действительно ли завещание лорда Фэрфакса, оставляющее землю его племяннику в Англии, в соответствии с общим правом Вирджинии.
283
См. Charles F. Hobson, The Great Chief Justice: John Marshall and the Rule of Law (Lawrence, Kans., 1996), 1–25.
284
G. Edward White, The Marshall Court and Cultural Change (New York, 1988), 158–64; R. Kent Newmyer, Supreme Court Justice Joseph Story (Chapel Hill, 1985).