Далее при рассмотрении этой теории мы сталкиваемся с проблемой психологии охотника. Мы можем быть уверены, что в те времена охота была исключительно мужским занятием. Не приходится сомневаться, что охота была наделена большим значением как признак «мужественности». Охотники должны были очень гордиться своими способностями выслеживать и убивать, а также соревноваться друг с другом. Неужели они могли признать необходимость какой-то магии для успешности охоты? Не выглядело бы ли это позорным «мошенничеством» в их глазах? (Предположим, что они имели зачатки охотничье-воинской психологии, которая, и вправду, может считаться повсеместно распространённой).
Несмотря на то, правда это или нет (наверняка мы никогда не узнаем), у нас попросту недостаточно доказательств для поддержания теории «симпатической магии». Тем не менее, почти каждый, кто писал о европейской наскальной живописи за последние сто лет, «знал» что это как-то связано с магией (причём считая очевидным). Например, Джосеф Кэмпбелл (Joseph Campbell), чьи в остальном проницательные рассуждения о наскальной живописи верхнего палеолита в книге «Primitive Mythology» переполнены утверждениями типа такого: «Очевидно, что целью было не искусство, как мы его понимаем, но магия»[115]. Даже Жорж Батай, в своих эссе о наскальной живописи, принимает теорию симпатической магии как будто это доказанный факт[116].
Более сложная версия теории «магии» гласит, что рисунки как-то связаны с «шаманизмом». Но прежде чем я расскажу про это, я должен кратко упомянуть о самой нелепой теории. Макс Рафаэль (1889-1952), таков был псевдоним немецко-еврейского марксиста и историка искусств, предсказуемо отыскал в искусстве верхнего палеолита «классовую борьбу». (Абрахам Маслоу как-то сказал: «Наверное, если единственный ваш инструмент — молоток, то весьма заманчиво считать всё вокруг гвоздями»). Рафаэль выдвинул теорию, что животные, изображённые на стенах пещер, представляли различные социальные группы. Таким образом, сцены в которых разные виды казалось бы противоборствуют, являются аллегорией конфликта между разными группами (или классами) общества.
Проявив редкое благоразумие, большинство учёных не рассматривали теорию Рафаэля всерьёз, однако Льюис-Уильямс считает это несправедливым. Его собственная теория сочетает элементы марксистского подхода Рафаэля с гипотезой о шаманизме. Также как Рафаэль (и другие), Льюис-Уильямс настаивает, что искусство имело «социальный» характер. В какой-то момент он даже утверждает, что некоторые пещеры «должны» были быть созданы коммунами, несколькими людьми, работающими вместе. Объясняет он это предположение лишь тем, что некоторые из наскальных панно довольно велики[117] (интересно, слышал ли он про Сикстинскую капеллу?). Льюис-Уильямс кажется просто отметает такую мысль, что существуют творческие личности: люди открывающие новые горизонты, часто бросая вызов «общественному» мнению (которое зачастую заставляет их скрывать то, что они делают — в пещерах, например). Такая анти- индивидуалистическая предвзятость на данный момент является общей чертой исследователей в сфере антропологии, социологии, а также истории. В большинстве случаев такой перекос связан с марксизмом.
Льюис-Уильямс выдвинул теорию, что пещерные рисунки являются записью образов, увиденных людьми в шаманских видениях (стоит ли говорить, что к феномену «изменённого состояния сознания» он относится в редукционистской манере, считая чем-то вроде любопытного примера отрыжки мозга). Шаманы каменного века рисовали увиденные образы чтобы закрепить свой статус социальной элиты, способной получить особый доступ к изменённой реальности, закрытой для простых смертных (ведь как мы помним, искусство обязательно «социально»), Льюис-Уильямс доводит до нашего свдедения: «Мистики это люди, которые эксплуатируют аутистический конец спектра сознания не только для своей личной выгоды, но и для того чтобы выделить себя среди других»[118].
Что делать с такой прямолинейной вульгарностью? Возможно, лучше будет просто проигнорировать её — и предложить альтернативную теорию. Но прежде чем я подробно обосную свои собственные взгляды, давайте снова взглянем на гипотезу о шаманстве — без марксистских вывертов Льюиса-Уильямса. Не он один склоняется к ней (данная теория была предложена, в том числе, аббатом Брёйлем), поэтому она заслуживает дальнейшего рассмотрения. Главная проблема этой теории в том, что она не основывается на доказательствах из самих рисунков. Её защитники, по всей видимости, уверены, что всё совсем наоборот. Например, Кэмпбелл описывает фигуру человека из палочек в пещере Ласко (с головой птицы) как «поглощённую шаманским трансом»[119]. Но никто бы так не трактовал это изображение, не будучи изначально приверженцем позиции, что искусство как-то должно быть связано с шаманизмом. На самом деле, гипотеза о шаманизме — как и большинство её сторонников — обычно полностью основывается на утверждении, что если что-то истинно для современных (или не столь отдалённых в прошлое) охотников-собирателей, это же должно быть истинно для охот- ников-собирателей верхнего палеолита.
115
Joseph Campbell, The Masks of God: Primitive mythology (New York: Viking Penguin, 1970), 305.
116
Эссе Батая были переведены на английский и опубликованы под названием «The Cradle of Humanity: Prehistoric Art and Culture», переводчик Michelle Kendall и Stuart Kendall (New York: Zone Books, 2005).