Казалось, что Сталин все еще отчаянно надеется на переговоры — на все, что угодно, лишь бы отсрочить нападение. Если переговорам должен предшествовать ультиматум — пусть будет так. Пока немецкая машина дезинформации лихорадочно распространяла слухи о переговорах, германское руководство продолжало отвергать все усилия советского правительства начать диалог на официальной основе. Эта тишина, несмотря на слухи, что переговоры идут полным ходом, разочаровывала советских руководителей и способствовала параличу их воли.
Правда, Советы тоже не обходились без дезинформационных операций, хотя, как писал Бартон Уэйли, немцы были первыми, кто наделил обман законным статусом, когда вскоре после окончания 1-й Мировой войны они создали службу дезинформации в германской армии. Новое советское правительство недолго отставало от них: 11 января 1923 года внутри Государственного политического управления (ГПУ) было создано «Специальное бюро по дезинформации», чьей задачей было «взламывать контрреволюционные планы и происки врага». [383]
Нацеленное как на внутренних противников, так и на внешних, оно создавало «оппозиционные организации», которые выискивали и нейтрализовали антисоветские элементы внутри Советской России и их связи с западными разведывательными службами и эмигрантскими организациями. Эти операции или «активные мероприятия», как они назывались советским службам, продолжались на протяжении 1920-х — 1930-х годов. Одна из таких операций, очевидно, была направлена против Германии в период до германского вторжения в июне 1941 года.
В начале 1941 года германский консул в Харбине Август Поншаб начал направлять сообщения в Берлин, в Министерство иностранных дел, в которых содержались похожие на перевод на немецкий язык циркуляры, посылаемые Наркоматом иностранных дел в Москве своим дипломатическим миссиям на Дальнем Востоке. В этих телеграммах содержались отрывки из сообщений советских посольств в Берлине, Лондоне, Париже, Вашингтоне, Анкаре и так далее. Представлялось, что целью этих телеграмм, было держать дальневосточные миссии в курсе событий, влияющих на советские интересы в мире. [384] Когда эти телеграммы попадали в Берлин, их передавали в русский отдел личного досье Эрнста фон Вайцзеккера, статс-секретаря МИД Германии. На полях телеграмм не было ни пометок, ни указаний, повлияло ли их содержание на планы Гитлера по нападению на СССР или на собственную дезинформационную программу Германии. [385]
В целом казалось, что намерением этих сообщений было предупредить Германию о растущих проблемах, противостоящих ей, и в то же время прояснить, что СССР будет «не поддаваться» любым «запугиваниям» Германии или Японии. Нам неизвестно, как проводилась эта операция, какие отделы НКГБ в Москве контролировали ее, кто в действительности готовил длинные детализированные телеграммы, и как их одобряли Сталин и Молотов. Во всяком случае, нет никаких данных, что эти усилия оказали хоть какое-то влияние на намерение Гитлера напасть на Советский Союз. [386]
Параллельно с этими посланиями, последние акты германской дезинформации были разыграны в Берлине с посвящением в неофициальные секретные переговоры советского посла Деканозова и давнего специалиста по России в МИД Германии Отто Мейсснера. С советской стороны, эта беседа, которая освещала многие из вопросов, поднятых в телеграммах Поншаба отражала надежды, что за ней последуют серьезные официальные переговоры. Для Гитлера она служила только для того, чтобы поддерживать надежды Москвы на отсрочку до тех пор, пока германские войска закончит движение на боевые позиции. Никогда и ничего из этих секретных бесед между Деканозовым и Мейсснером не появлялось в официальных коммюнике или в архивах внешней политики. Главным источником информации по ней являются воспоминания Валентина Бережкова, советского дипломата, работавшего в Берлине при Деканозове. Когда переговоры прервались, в телеграмме Поншаба — одной из последних попыток дезинформации — было сообщено о временном закрытии транссибирской железной дороги. Вероятно, угроза была предназначена, чтобы убедить Берлин возобновить переговоры. Но на это никакой надежды не было. Гитлер уже принял решение. [387]
Советская практика ознакомления с разведывательной информацией неумышленно сыграла наруку немецкой дезинформационной программе. Нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков жаловались, что им не показывают всю имеющуюся разведывательную информацию. [388] Изучение донесений и справок разведки за период с 1 февраля по 22 июня 1941 года показывает, что оба они получали больше, чем обычно рассылалось, но что, действительно, им не давали всей полученной информации. Проблема была в хаотической системе рассылки. Тимошенко и Жуков получили по шестнадцати общих докладов. Как нарком, Тимошенко лично получил десять донесений, в то время как Жуков получил два. [389]
Другой сборник документов, полученных от погранвойск — при общем числе тринадцати таких донесений Жуков, как адресат, был включен всего единожды, а Тимошенко — семь раз. Один из этих рапортов — о задержании немецких агентов погранвойсками, Берия послал только Сталину. Данный рапорт имел контрразведывательное содержание, и ограниченная рассылка могла иметь определенный смысл. Другое сообщение, также подписанное Берия и посланное только Сталину, содержало детали о концентрации немецких и венгерских войск и авиасоединений на советской границе в мае 1941 года. Конечно, такая информация заинтересовала бы и Тимошенко, и Жукова, но Сталин требовал, чтобы отдельные агентурные донесения присылались в его офис, отвергая их как дезинформацию, если они отличались от его взглядов. [390]
Было единственное место в мире советской разведки, где, как предполагалось, должен был проводиться анализ получаемых материалов — этим местом был информационный отдел РУ. Он контролировался Голиковым, который продемонстрировал, что всегда и безусловно примет любые указания Сталина. Каждое сообщение, прибывающее в штаб РУ в Москве от источников «полевых» резидентур, должно было передаваться ему, прежде чем его можно было разослать дальше — после тогда, когда он разрешал. Два примера, чтобы проиллюстрировать эту проблему. Первый, донесение от источника в германском посольстве в Бухаресте, которое заканчивалось комментарием, что «возможность выступления немецких войск на восток в ближайшем будущем исключается», а слухи, что Германия нападет на СССР «распространяются сознательно с целью создать неуверенность в Москве». Голиков приказал направить это донесение Сталину, Молотову, Тимошенко, Ворошилову, Димитрову, Берия и Жукову [391] И для сравнения — 6 мая донесение от Зорге содержало такой абзац: «Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что они полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба». Голиков приказал вычеркнуть этот абзац, прежде чем рассылать донесение. [392] В то время, как ни Тимошенко, ни Жуков не были включены в списки получателей каждого сообщения, созданного военной разведкой, государственной безопасностью и погранвойсками, Голиков удостоверился, что они получают его спецсообщения, в которых он настойчиво повторял тему германской дезинформации, что главной целью Гитлера было вторжение на Британские острова.
384
James Barros and Richard Gregor, Double Deception: Stalin, Hitler, and the Invasion of Russia (Dekalb, 1995), 52–57. По данным помощника Поншаба Георга Кортера, эти материалы были предоставлены журналистом из Прибалтики Иваром Лисснером (Гиршфельдом), который был завербован Абвером в обмен на обещание разрешить его родителям-евреям выехать из Германии. Он, якобы, получил эти документы от своих контактов в белоэмигрантской общине, которые, в свою очередь, имели источники в советском консульстве, тогда самом большом в Харбине. Нет никаких данных, что эти документы были результатом взлома шифров Поншабом или кем-то из его штата, никто из которых не имел необходимого опыта. Когда они были переданы Поншабу, то были на немецком языке и выглядели как переводы советской дипломатической переписки с русского языка.
385
Barros and Gregor, Double Deception, 171–173. Всего в личном досье Вайцзеккера в германских архивах было обнаружено около двадцати четырех сообщений, датированных между 6 марта и 12 июня 1941 года. Содержание было смесью правды, совершенной выдумки и отдельных кусков действительно настоящей информации из советских разведывательных источников — например, циркулярное сообщение из Москвы, датированное 8 мая и переданное Поншабом 11 мая, в котором говорилось о британском намерении напасть и оккупировать Сирию, находившуюся тогда под контролем правительства Виши.
386
Barros and Gregor, Double Deception, 170–173. Я спросил у Бориса Лабусова, руководителя Пресс-бюро по связям с общественностью СВР о деталях операции в октябре 2002 года. Когда я посетил Москву в июне 2003 года, ответов так и не появилось. Мне известно от отставного генерал-лейтенанта С.А. Кондрашева, бывшего начальника службы дезинформации КГБ, что пока КГБ (и его преемница СВР) будут рассуждать о дезинформации в общих чертах, они очень неохотно обсуждают вопросы успехов или провалов отдельных операций.
387
Barros and Gregor, Double Deception, 172–173. «Угроза» Сибирской железной дороге может быть связана с немецкой практикой посылать партии сырого каучука в Германию из дальневосточных портов по железной дороге. Однако, когда дата вторжения стала приближаться, такие отправки были прекращены.
388
William J. Spahr, Zhukow: The Rise and Fall of a Great Captain (Novato, 1993), 42, 47.
389
Это исследование основывается, главным образом, на сс. 586–823 кн. 1 «1941 год» и сс. 9-424 кн. 2. Эти сборники содержат сообщения резидентур НКВД и РУ и из погранвойск, также как и спецсообщения РУ Москвы. Возможно, что Тимошенко и Жуков получали больше, чем сообщается, но это невозможно определить, потому что на многих отдельных донесениях отмечено: «Рассылка не указана».