Можно, конечно, напомнить, что головоногие не лают и имеют только одну голову, как все существа на земле, в отличие от Сциллы, с ее многочисленными шеями и ногами, но правда также и то, что невозможно отделаться от впечатления, что описание касается осьминога, сидящего в своем логове. Уцепившись за неровности скалы двумя своими щупальцами, он протягивает остальные шесть наружу, чтобы хватать добычу. Концы щупалец, обычно скрученные в клубок, можно при наличии воображения принять за головы. И можно также предположить, что три ряда зубов ― это намек на ряды присосок на конечностях спрута. Конечно, их всего две у большинства этих животных, но сосальца на присосках образуют такую тесную мозаику, что для того, чтобы разглядеть план их расположения, надо изучать мертвое животное. И наконец, «если осьминог и не имеет голоса, он тем не менее издает странные звуки посредством своего сифона, когда он его высовывает из воды и спазматическим движением выбрасывает содержимое мантии. Этот слабый шум можно с натяжкой сравнить с тявканьем щенка»[8].
Сцилла была, таким образом, спрутом, но увиденным глазами героев и полубогов античной Греции[9].
В конце концов, поэт VII века до нашей эры имеет такое же право приписать осьминогу шесть голов, как почтенный Гюго ― наградить его с пафосом «тысячью отвратительных ртов». Первый даже имеет то преимущество перед вторым, что не информирует нас поучающим тоном о совершенно невероятной анатомии животного.
Таким образом, было бы преувеличением считать гомеровскую эпопею первым свидетельством существования гигантских головоногих моллюсков. Нельзя считать таким свидетельством также и историю о Лернейской гидре, с ее девятью вновь отрастающими головами, от которой Геркулес очистил некое болото в Арголиде.
Отто Кернер, большой германский специалист по Гомеру, нимало не колеблясь, однако, увидел в эпизоде со Сциллой доказательство существования в Средиземном море гигантских спрутов. Остановимся на утверждении, опираясь на текст «Одиссеи», что истории об осьминогах, похищающих матросов, известны со времен ранней античности и что такие злодеяния трудно приписать более мелким экземплярам. Однако не будем спешить с выводами. Поскольку все же великий греческий поэт не затруднился сделать из безобидного водоворота Гарофало беспощадную морскую воронку, не смог ли он также в качестве прототипа лающего чудовища взять маленького кальмара, годного разве что для рыбной похлебки?
И все же и в Средние века, и в эпоху Возрождения ходило множество рассказов о чудовищных головоногих моллюсках, и им верили даже самые образованные люди. Но этому пришел конец. Вскоре критический дух позитивной науки восстал против этих «смешных басен». Где в таком случае шкуры этих титанов? Осьминоги, встречающиеся у наших берегов, редко превышают 2 метра «с руками», каракатицы не превышают фута в длину, а кальмары длиной 80 сантиметров, включая щупальца, считаются крупными экземплярами. Для многих ученых прошлого столетия эти размеры казались почти рекордными.
Но не так давно произошел любопытный поворот: сегодня самые большие скептики раскаялись и зоологи вынуждены признать, что античные поэты и авторы средневековых «Бестиариев»[10] были ближе к истине, чем их ученые хулители. История постепенного открытия гигантских головоногих ― одна из самых красноречивых, обличающих каждого Фому неверующего от науки.
Осьминог из Картейи, любитель соленой рыбы
После Гомера прошло три столетия, прежде чем появились сведения о головоногих необычных размеров, а именно в «Истории животных» Аристотеля. Здесь мы имеем дело с зоологом добросовестным и точным ― с первым, кто, по правде говоря, достоин этого имени и ни разу не дал повода заподозрить себя во лжи или в преувеличении. Он был воспитателем Александра Македонского и стал его другом, и, если верить Плинию, великий завоеватель предоставлял в его распоряжение значительные суммы на личные исследования, в том числе на приобретение экзотических или редких животных. Это означает, что ученый не пользовался сомнительными сведениями или слухами.
Наряду с обычным кальмаром, который, как мы знаем, не превышает нескольких дециметров, этот философ и естествоиспытатель отмечает наличие в Средиземном море гигантской разновидности кальмара.
«Встречаются такие, ― пишет он, ― длина которых доходит до пяти локтей». Учитывая, что длина греческого локтя меняется в зависимости от места, это должно было составлять от 2 метров 31 сантиметра до 2 метров 64 сантиметров[11].
8
Любопытно отметить, что многие переводчики «Одиссеи» просто выбросили стихи с 86-го по 88-й из двенадцатой песни под предлогом, что такое чудовище, как Сцилла, не может иметь щенячьего голоса. Другие же «поправили» Гомера, заменив щенка на львенка.
9
Возможно, само имя Сцилла может служить слабым указанием на ее сущность. По мнению некоторых филологов, оно происходит от санскритского глагола «skad» (рвать) и должно означать «трепальщик» или «дробильщик». Можно задаться вопросом, не того же ли самого происхождения слово «squid», которым англосаксы называют кальмаров, и сделать из этого соответствующие выводы.
11
Поскольку Аристотель пользовался, без сомнения, афинским локтем, который равнялся 47,5 сантиметра, первая цифра ближе к истине. Именно ею пользовался Поль Жерве в своих исследованиях, посвященных большому средиземноморскому кальмару (1863). Размер 3,1 метра, указанный его коллегой Мокен-Тандоном (1865) и повторенный его многочисленными компиляторами, никак не может быть правильным.