– Нет. – Вопрос застал Найджела врасплох. – Пока нет. Он сам рассказал мне, что после ссоры на реке Рэттери запретил ему переступать порог своего дома. Это легко проверить.
– Наверное, – осторожно ответил Блаунт, выбивая дробь по крышке стола. – Не мешало бы еще раз осмотреть столовую.
Глава 4
Мрачная столовая была заставлена громоздкой ореховой мебелью викторианских времен. Стол, стулья и громадный буфет явно предназначались для комнаты повместительнее и навевали мысли о плотной тяжелой пище и скучных застольных беседах. Впечатление дополняли тяжелые темно-красные шторы, потускневшие от времени бордовые обои и картины маслом на стенах. На одной лиса раздирала зайца (весьма натуралистично), на другой омары, крабы, угри, треска и лосось возлежали на мраморной плите. Были еще портреты предков, судя по виду, скончавшихся от апоплексического удара или заворота кишок.
– Обжорство требует покоя[25], – пробормотал Найджел, инстинктивно ища глазами минеральную воду.
Инспектор Блаунт стоял над буфетом, задумчиво водя пальцем по деревянной столешнице.
– Взгляните сюда, мистер Стрейнджуэйс, – сказал он, показывая на липкий кружок, вероятно, оставленный донышком бутылки. Инспектор облизал палец. – Интересно…
Белым шелковым платком он тщательно вытер палец и позвонил. Спустя некоторое время явилась горничная в белоснежной старомодной наколке и крахмальных манжетах, очень чопорная и нелюбезная.
– Вы звонили, сэр? – осведомилась она.
– Звонил. Скажите, Энни…
– Мерритт. – Горничная поджала тонкие губы, не одобряя панибратства.
– Мерритт? Скажите, мисс Мерритт, откуда здесь пятно?
Продолжая упрямо смотреть в пол, горничная ответила:
– Это капли хозяина… бывшего хозяина.
– Хм. А куда делась склянка?
– Понятия не имею, сэр.
В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что в последний раз Мерритт видела склянку на буфете в субботу после обеда. Она затруднялась сказать, стояла ли она там после ужина.
– Он наливал лекарство в стакан или в ложку?
– В столовую ложку, сэр.
– А когда вы мыли посуду после ужина, вы ее видели?
Мерритт слегка опешила.
– Я посуду не мою, – ответила она с вызовом. – Я ее убираю.
– Вы убрали ложку, в которую ваш хозяин наливал лекарство? – терпеливо спросил Блаунт.
– Повторение – мать учения, – пробормотал Найджел.
– Да, сэр.
– Затем ложку кто-то вымыл?
– Да, сэр.
– Очень жаль. А теперь вы не попросите спуститься хозяйку?
– Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.
– Мне хотелось бы… впрочем, возможно, это и к лучшему… Спросите мисс Лоусон, не уделит ли она мне несколько минут.
– Сразу видно, кто тут главный, – заметил Найджел, когда горничная вышла.
– Очень интересно. По вкусу жидкость напомнила мне микстуру, которую я когда-то принимал. Nux vomica, или рвотный орех.
– Nux vomica? – присвистнул Найджел. – Так вот почему Рэттери не почувствовал горечи. К тому же он задержался в столовой дольше остальных. Кажется, вы продвигаетесь в своем расследовании.
– А вы по-прежнему придерживаетесь версии самоубийства? – прищурился инспектор.
– Она не слишком правдоподобна, если в пузырьке действительно был яд. Но зачем убийце избавляться от пузырька? Зачем лишать себя возможности представить дело самоубийством?
– Вы же не станете спорить, что порой убийцы ведут себя очень странно.
– И тем не менее это снимает подозрения с Феликса Кернса. То есть…
Услышав шаги, Найджел замолчал. Вошедшая девушка казалась здесь столь же неуместной, сколь и желанной. Словно солнечный луч проник в окно тюремной камеры. Ее светлые волосы, белый льняной костюм и яркие губы бросали вызов всему, что воплощала собой эта столовая. Даже если бы Феликс не сказал ему, что она актриса, Найджел догадался бы по тому, как она помедлила на пороге и с какой заученной простотой приняла приглашение присесть.
Инспектор выразил соболезнования мисс Лоусон и ее сестре. Лина приняла их легким кивком – ей, как и Блаунту, явно не терпелось узнать разгадку тайны. А еще разгадка пугала ее, подумал Найджел, заметив, как пальцы девушки теребят пуговицу пиджака и как старательно она изображает безмятежность.
Блаунт задавал вопросы осторожно, заходя с разных сторон, словно ощупывал пациента, надеясь по его реакции определить источник боли. Да, Лина Лоусон находилась в комнате, когда ее зятя скрутил первый приступ. Нет, к счастью, Фила сразу после обеда отправили наверх. Что она делала в гостиной до прихода Джорджа? Сидела вместе со всеми, пока у Джорджа не начались боли. Затем миссис Рэттери послала ее за горчицей и водой, а потом она пыталась дозвониться до врача. Нет, Джордж ничего не говорил между приступами, просто тихо лежал, иногда забываясь сном.
25
Герой перефразирует У. Водсворта, который пишет в «Предисловии к лирическим балладам»: «Поэзия возникает из переживаний, которые приходят на ум в покое».