Adieu mon bien bon, je vous embrasse du fond de mon cœur.
Votre tout dévoué
d'Anthès
Je vous en prie, mon cher, envoyez-moi mon linge le plus tôt possible car je n'ai presque plus rien à mettre.
Петербург, 18 августа 1835
Мой драгоценный, не могу не начать своё письмо со сплетен, что ходят о вас и ваших политических планах. Здесь только и говорят о том, как вы хлопочете, чтобы уехать из Петербурга и получить назначение в Вену; я не стал бы писать вам об этом, уверен, это неправда, но всё же вам, наверно, полезно знать об этих слухах, ведь если кое-кто умышляет в этом отношении против вас, милосердней будет с самого начала избавить его от целой кучи демаршей, каковые он может посчитать необходимыми для достижения своей цели.
Тысяча благодарностей за 1500 рублей, которые вы уплатили за меня Стефани[58]. Теперь я признаюсь, что вы сняли у меня камень с сердца, ведь одному Богу ведомо, чего бы я не сделал для исправления этой глупости, для меня было бы просто ужасно запоздать с выполнением обязательств перед этим человеком. Кажется, в предпоследнем письме я уже писал, с какой признательностью принимаю всё, что вы благоволите делать для меня; я не стал много распространяться на этот счёт, так как предпочитаю сказать вам всё это после того, как крепко обниму, когда вы вернётесь в Петербург. Мне так больше по нраву, и сделаю я это столь чистосердечно, что жаль было бы опережать предвкушаемое удовольствие.
Кстати, насчёт столового серебра, что вы заказываете в Англии: у нас в полку есть некто Куракин[59], получивший в наследство от деда великолепную супницу. Он хочет её продать, чтоб заказать вилки, так что продавать будет на вес. Думаю, она вам прекрасно подойдёт, я переговорил об этом с Клейном[60], и он предложил ссудить меня деньгами, чтобы купить её для вас, поскольку Куракин торопится. Однако, признаюсь, принять предложение я не рискнул, ведь цена ей 1200 — 1500 рублей, что, по мне, сумма значительная, поэтому я предпочитаю дождаться вашего согласия; если вы пожелаете, я этим займусь. Что же до денег, предложенных вами на покупку другой лошади, я ими сейчас не воспользуюсь, поскольку моя, хоть я её и совсем заездил, всё же достаточно крепка, чтобы прослужить мне всю зиму до следующих манёвров. Право же, драгоценный мой друг, мне очень стыдно, что с тех пор, как вы стали писать мне, я почти всё время пользуюсь вашей добротой для покрытия лишних расходов, которых легко мог бы избежать; несмотря на всё великодушие, с коим вы немедля предлагаете мне свой кошелёк, я знаю, что вы себя стесняете, и мысль об этом мне тяжела, вы и без того делаете для меня предостаточно.
Я наконец познакомился с графиней Лерхенфельд, она в точности такова, какой я её описывал вам в последних письмах, не надо менять ни слова, но он восхитителен; вы и представить не можете этого человека в домашнем кругу, скучен он по меньшей мере столько же, как раньше, и стал гораздо скупее. Кстати, вот одно из последних его деяний: вознамерившись показать жене Петергоф, он приглашает Кутузова[61] и заместителя вашего блаженной памяти друга Дегенфельда[62]поехать с ними и предлагает устроить нечто вроде пикника, говоря, что иначе их заставят заплатить бешеные деньги за прескверный обед. Кутузову он поручает взять лафиту (2 бутылки) и две бутылки шампанского, что обошлось рублей в 50; сам же он должен был позаботиться об остальном. Так вот, он оказался до того скареден, что назавтра привёз всего лишь кусок говядины, что подавали у него накануне, хлеба и горчицы. Двум другим так стало неловко за него, что они за собственный счёт заказали в трактире обед, который господин граф Лерхенфельд, полномочный министр Баварского короля, съел, не поинтересовавшись, откуда он взялся; одним словом, неприятно даже рассказывать. Что до супружеских обязанностей, я убеждён, исполняет он их весьма скверно, причём ему достало ума самому мне в этом признаться; недавно, рассказывая о развлечениях в своём добром Мюнхене и сравнивая их с петербургскими, он сказал: «Как видите, мой дорогой, у меня дома развлечения редки, но зато хороши. Не то что здесь, где они идут чередой, так что невозможно ими насладиться. Это как женатый мужчина: как бы молода и красива ни была жена, постоянно изливаться невозможно». И эта мысль ему так понравилась, что он повторил её раз десять кряду; не правда ли, простодушное признание…
59
Князь Александр Борисович Куракин (1813—1870) — поручик Кавалергардского полка, сын князя Бориса Алексеевича (1783—1850); дед — князь Алексей Борисович Куракин (1759—1829); канцлер российских орденов, министр внутренних дел при Александре I.
60
Петр-Аэрон Клейн, купец 1-й гильдии, доверенное лицо Геккерена (см. прим. 2[39] к письму V).
62
Граф фон Дегенфельд — секретарь посольства Вюртембергского королевства в Петербурге, в сентябре 1835 г. оставивший этот пост. В Петербурге он жил в гостинице «Лондон», в № 6 (см. объявления об отъезжающих за границу в «Приложении к Санкт-Петербургским Ведомостям» от 20 августа 1835 г., № 188, с. 1823).