Вот, дорогой мой, и все необычайные и бурные события, случившиеся в моей жизни с тех пор, как вы оставили Россию, поскольку живу я настолько уединённо и спокойно, насколько это можно себе вообразить. Ежедневно я ложусь в 11 часов, а встаю в 9; погода для наших учений стоит неплохая, так что чувствую я себя отменно. Как поживает мой друг Геверс[7], право, не знаю: видимся мы редко, его почти никогда нет дома, он мечется, точно наевшаяся отравы крыса: и что же, новые знакомцы таскают его на обеды, порой даже с устрицами, да в ложи на бенефисы; после вашего отъезда он весьма успешно пользуется всеми этими благами, так что кошелёк его не страдает и не может его упрекать. А я за ним наблюдаю, поскольку меня это забавляет, и могу вам сообщить, что недавно он свёл тесное знакомство с Энгельгартом[8], чем вовсю пользуется.
Зато в отношении экипажей и лошадей он не столь удачлив. Только что он продал двух белых и признаёт, что потерял 50, а то и 75 рублей. Впрочем, правильно сделал, что продал: одна постоянно срывалась в галоп, а другая на следующий день после того, как он на ней выедет, начинала хромать.
Брей по своему обыкновению вечно безумно занят и едва успевает отвечать; никогда он не остаётся в одном месте достаточно долго, чтобы завести с ним продолжительную беседу: ему ежедневно бывает необходимо сделать сто визитов да просмотреть столько же важных дел, и это не оставляет ему времени вникнуть в то, что вы ему говорите. К тому же, он безумно влюблён в крошку Хаген [?][9], причём не рискует в том признаться, опасаясь известной Дамы[10], которая не спускает с него глаз; теперь, когда муж в отъезде, он уже не может отговариваться приличиями, так что придётся ему сидеть там с утра до вечера! Я желаю ему многих удовольствий.
Моё письмо найдёт вас уже устроенным, довольным и познакомившимся с папенькой Дантесом[11]. Мне будет чрезвычайно любопытно прочесть следующее ваше письмо, чтобы узнать, довольны ли вы тем, какие выбрали воды[12], и обществом, которое там нашли. Ах, как всё было бы по-иному, будь я не в одиночестве, как сейчас, а с вами! Как был бы я счастлив! Пустоту, которую обнажило ваше отсутствие, невозможно выразить словами. Я не могу найти для неё лучшего сравнения, чем с той, которую, должно быть, чувствуете вы сами; ведь хотя порой вы и принимали меня с ворчанием (я, разумеется, имею в виду те случаи, когда вы были заняты важными депешами), я тем не менее знал, что вы рады немного поболтать; для вас и для меня стало необходимостью видеться в любое время дня. Приехав в Россию, я ожидал, что найду здесь только чужих людей, так что вы стали для меня провидением! Ведь друг, как вы говорите, слово неточное, друг не сделал бы для меня того, что сделали вы, ещё меня не зная. Наконец, вы меня избаловали, я к этому привык, так скоро привыкаешь к счастью; а вдобавок ещё и снисходительность, какой я никогда не нашёл бы в отце. И вдруг я вновь оказываюсь среди людей завистливых и ревнующих к моему положению, так что представьте, насколько сильно я чувствую разницу и как мне приходится ежечасно осознавать, что вас больше здесь нет. Прощайте, дорогой друг. Хорошенько лечитесь, а ещё больше развлекайтесь, и я уверен, вы вернётесь к нам в добром здравии и с самочувствием таким, что сможете жить в своё удовольствие, как в 20 лет, не беспокоясь ни о чём на свете. По крайней мере, таково моё пожелание, а вы знаете, что я вас люблю всей душой, а пока целую вас так же, как люблю, то есть очень крепко.
Всецело преданный вам
Ж.Дантес
Передайте наилучшие пожелания моему отцу и скажите, что я давно уже жду письма из Сульца[13].
Первое из писем Дантеса Геккерену написано вскоре после отъезда из Петербурга голландского посла, отправившегося хлопотать по поводу его усыновления, признания в правах наследования и включения в нидерландское дворянство. Решение этой задачи затянулось на целый год. Необходимо было заручиться согласием родных Дантеса, прежде всего отца, который должен был при жизни уступить свои права на сына постороннему человеку, Геккерену, т.е. требовалось добиться доброго к себе отношения членов семьи Дантеса, живших в Сульце. Отец Дантеса находился в это время в Баден-Бадене, куда и отправился поначалу Геккерен, как для лечения, так и, что было важнее, для знакомства с ним. Дантес несомненно предупредил отца о приезде Геккерена. Геккерену необходимо было уладить отношения и со своими собственными родственниками и возможными наследниками, они должны были однозначно выразить своё согласие с его намерениями. Самое же главное, чего предстояло добиться Геккерену, это согласия короля, решение которого зависело и от дворянского собрания королевства, его готовности принять в свою среду Дантеса. Как показало время, на пути Геккерена и Дантеса вырастало одно препятствие за другим; их обсуждение станет одним из важнейших предметов переписки, от которой до нас дошли только письма Дантеса.
7
Барон Иоганнес Корнелис Геверс (1806—1872) — секретарь посольства Нидерландов, поверенный в делах на время отсутствия Геккерена; сменил последнего в 1837 г. и пробыл на этом посту 35 лет вплоть до смерти.
8
Речь идёт, вероятнее всего, о Василии Васильевиче Энгельгардте (1785—1837) — отставном полковнике, богаче и карточном игроке, владельце знаменитого дома на Невском проспекте с концертным залом (современный адрес — Невский пр., 30).
10
11
Барон Жозеф Конрад Дантес (1773—1852) — кавалер ордена Почётного Легиона, отец Жоржа Дантеса.
12
Речь идёт о «водах» Баден-Бадена, куда отправился поначалу Геккерен для лечения и где уже находился отец Дантеса.
13
Сульц — небольшой французский городок в Эльзасе, откуда был родом Дантес и где жили в собственном доме его близкие.