И уж конечно даже не предполагала, что это – не более, на самом деле запросто случиться. Да ещё так внезапно, без особой на то подготовки. Она и растерялась – она не могла не растеряться: Так что же ей теперь было делать? Ей, такой скромной, такой застенчивой девушке, ещё совершенно не испорченной жизненными на то трудностями?..
«Может его укусить? — подумала она, — но ведь он такой хороший… и тем более, а вдруг он не любит, когда его кусают?»
Вот так, прямо вся в сомнениях – быть или не быть… И всё-таки она его укусила, изловчившись ухватила зубами поэта за нос, не так чтоб очень сильно – но вполне для него достаточно.
Возмутился тогда «певец Леилы»: не ожидал он вообще подобного противостояния.
— Что же вы сударыня себе такое позволяете? — возмутился на то Пушкин.
— А вот, так!.. — ответила ему сударыня.
— Да вы же сами Лизавета Филипповна того хотели!? Вы же сами, всегда меня об этом просили!?. Ещё с первого класса вы с этим ко мне приставать начали… И учебник с моей картинкой – измочалили напрочь…
— Да, хотела… Да приставала, — тяжело дыша призналась Лизавета, — Но ведь это было в мечтах! А на деле я девушка очень скромная… Вы таких, возможно, товарищ Пушкин, у себя там в городе своём Пушкине, и не встречали, наверное.
И даже пригрозила ему:
— А если не слезете с меня – то я вас тогда ещё сильней покусаю.
На что Пушкин отстранился да попятился, и уже было по ступенькам спустился, натягивая при этом штанишки, а далее к дверям припустил; видимо и вправду струхнул... Не в том смысле что успел закончить начатое дело – а в смысле что напугался очень.
— Ладно, — отступая произнёс Пушкин, — Извините мадам, я, пожалуй, действительно адресом ошибся, я, пожалуй, тогда в СЕЛЬПО загляну, там кажется тоже женщина продавщицей работает… быть может хоть там меня сегодня обслужат как следует…
«Конечно, там-то точно тебя обслужат по полной программе!.. — словно молнией мелькнуло в голове у Лизаветы Филипповны, — Ещё-бы… Эта самая голодная Кирпичёва раздумывать не станет: нет, нельзя его отпустить – никак нельзя».
А Пушкин уже к дверям, ещё пару шагов и совсем исчезнет. Требовалось срочно что-то предпринять, ибо в объятиях продавщицы совсем пропадёт, вот о чём подумала тогда сомневающаяся Лизавета, стоя как ей казалось на перепутье:
«А с другой стороны – как бы низко самой не упасть в глазах Александра Сергеевича – вот что главное. И вообще, что он о ней в конце концов может подумать, ежели с первого раза она ему прямо на книжках честь отдаст. Как говориться – береги честь смолоду… Эх, да хрен с ней с честью то этой самой – эка невидаль; чай не в армии, это там приходиться честь отдавать по каждому случаю – на право и на лево; а здесь разве что иногда… а потому что некому… а тут такой случай…».
— Эй!.. — бросилась она в след за поэтом, — Постойте!
— Ну, чего ещё? — обернулся Александр Сергеевич уже на пороге.
— Да пошутила я… пошутила.
И вот уже снисходительно поманила его рукой, загадочно бровью повела, глазами сверкнула, язычком слизнула; и тут же быстренько пока Пушкин не успел опомниться, ухватилась за его брюки – и обратно на стремянку его потянула.
— Да ладно Александр Сергеевич – продолжайте раз уж начали… чего уж там… продолжайте…
И сама на бедного «Белкина» сверху запрыгнула, и сама Пушкина на себя взвалила, и вот уже поехали дальше – она чуть впереди, а он чуть по отстал, но уже догоняет, и так быстро-быстро-быстро.
А она ему ещё и шепчет:
— Тише! Тише!
А ноги всё шире-шире: рубашка, брюки, трусы, шляпа, чулки, панталоны – всё это разом разлетелось по углам общественного помещения, и только бедняга «Белкин» придавленный женскими ягодицами, оказался тому не только единственным свидетелем, но и единственным, тогда серьёзно пострадавшим.
Ибо, затюкали они его, Белкина то; здесь на последней ступеньке стремянки и затюкали.
Среди всеобщего разнообразия мировой литературы и помер Иван Петрович Белкин – как пить дать помер.[4]
Глава 4
ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ.
А когда буря страстей затихла, и вполне удовлетворённая Лизавета, глядя на обнажённого гения классической литературы воскликнула:
4
Кстати: то что Белкин действительно скончался – подтвердил даже сам Пушкин в своей знаменитой прозе, которая так и называлась: «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». (Привожу данное пояснение лишь для того, что возможно не знают про кончину этого замечательного человека…)