IV. Портрет
Увы, Болезнь и Смерть все в пепел превратили;Огонь, согревший нам сердца на миг, угас;И нега знойная твоих огромных глазИ влага пышных губ вдруг стала горстью пыли.
Останки скудные увидела душа;Где вы, пьянящие, всесильные лобзанья,Восторгов краткие и яркие блистанья?..О, смутен контур твой, как три карандаша.
Но в одиночестве и он, как я, умрет —И Время, злой старик, день ото дня упорноКрылом чудовищным его следы сотрет…
Убийца дней моих, палач мечтаний черный,Из вечной памяти досель ты не исторгЕе – души моей и гордость и восторг!
XXXIX. Тебе мои стихи! когда поэта имя...
Тебе мои стихи! когда поэта имя,Как легкая ладья, что гонит Аквилон,Причалит к берегам неведомых временИ мозг людей зажжет виденьями своими —
Пусть память о тебе назойливо гремит,Путь мучит, как тимпан, чарует, как преданье,Сплетется с рифмами в мистическом слиянье,Как только с петлей труп бывает братски слит!
Ты, бездной адскою, ты, небом проклятая,В одной моей душе нашла себе ответ!Ты тень мгновенная, чей контур гаснет тая.
Глумясь над смертными, ты попираешь светИ взором яшмовым и легкою стопою,Гигантским ангелом воздвигшись над толпою![44]
XL. Semper Eadem[45]
«Откуда скорбь твоя? зачем ее волнаВзбегает по скале, чернеющей отвесно?»– Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной,Исполнена душа, где жатва свершена.
Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный,Как правда горькая, что жизнь – лишь бездна зла;Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный,Чтоб на уста печать безмолвия легла.
Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно светаИ чьи улыбчивы невинные уста, —Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета?
Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта!И пусть утонет взор в твоих очах лучистых,Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых.[46]
XLI. Вся нераздельно
Сам Демон в комнате высокойСегодня посетил меня;Он вопрошал мой дух, жестокоК ошибкам разум мой клоня:
«В своих желаниях упорныхИз всех ее живых красот,И бледно-розовых, и черных,Скажи, что вкус твой предпочтет?»
«Уйди!» – нечистому сказала Моявлюбленная душа. – В ней все —диктам, она мне сталаВся безраздельно хороша!
В ней все мне сердце умиляет,Не знаю «что», не знаю «как»;Она, как утро, ослепляетИ утоляет дух, как мрак.
В ней перепутана так сложноКрасот изысканная нить,Ее гармоний невозможноВ ряды аккордов разрешить.
Душа исполнена влияньяТаинственных метаморфоз:В ней стало музыкой дыханье,А голос – ароматом роз!»[47]
XLII.Что можешь ты сказать, мой дух всегда ненастный,
Душа поблекшая, что можешь ты сказатьЕй, полной благости, ей, щедрой, ей прекрасной?Один небесный взор – и ты цветешь опять!..
Напевом гордости да будет та хвалима,Чьи очи строгие нежнее всех очей,Чья плоть – безгрешное дыханье херувима,Чей взор меня облек в одежду из лучей!
Всегда: во тьме ночной, холодной и унылой,На людной улице, при ярком свете дня,Передо мной скользит, дрожит твой облик милый,
Как факел, сотканный из чистого огня:– Предайся Красоте душой, в меня влюбленной;Я буду Музою твоею и Мадонной![48]
XLIII. Живой факел
Два брата неземных, два чудотворных глазаВсегда передо мной. Искусный серафимИх сплавил из огня, магнита и алмаза,Чтоб, видя свет во тьме, я следовал за ним.
Два факела живых! Из их повиновенья,Раб этих нежных слуг, теперь не выйдешь ты…Минуя западни и камни преткновенья,Они тебя ведут дорогой Красоты.
Их свет неугасим, хотя едва мерцают,Как в солнечных лучах, лампады в алтаре,Но те вещают скорбь, а эти прославляют
Не Смерть во тьме ночной – Рожденье на зареТак пусть же никогда не гаснет ваша сила,Восход моей души зажегшие светила![49]
XLIV. Искупление
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь?И ночью бледный страх… хоть раз когда-нибудьСжимал ли сердце вам в тисках холодной стали?Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
~ 10 ~