Нам будет несложно выявить разницу между ритуальными идеологическими формулами и реальным положением вещей. Разве мы сами не захвачены подобным несоответствием, когда говорим об «индивидуальной инициативе» в обществе «организованного человека», или о «богобоязненном обществе», хотя на самом деле заботимся главным образом о деньгах, комфорте, здоровье, образовании и очень мало печемся о Боге? Однако ни русские, ни мы не являемся лжецами, и это делает познание реальности еще более трудным. Обе стороны верят, что говорят чистую правду, и подходят друг к другу с взаимным убеждением в том, что их идеология и, в определенной мере, идеология оппонента представляют реальность.
В мое намерение входит пробиться сквозь существующие клише и попытаться придерживаться в этой главе реалистического подхода к существующей советской системе. Я сравню короткий революционный период 1917–1922 годов с периодом постепенной трансформации этой системы в тоталитарное правление Сталина и Хрущева. Я попытаюсь показать и детально обосновать взгляд, согласно которому нынешняя советская система не является ни социалистической, ни революционной, и, более того, показать, что с момента восхождения Сталина советские правители перестали считать своей целью революцию на Западе, а коммунистические партии использовали лишь как инструменты своей внешней политики.
1. Революция: надежда, которая не оправдалась
Середина XIX века была временем социалистических надежд; эти надежды основывались на сказочном прогрессе науки и ее воздействии на промышленное производство, на успехе буржуазных революций 1789, 1830 и 1848 годов, на усиливающихся протестах рабочего класса и на распространении социалистических идей. Маркс и Энгельс, подобно другим социалистам, были убеждены в том, что близок час, когда произойдет великая революция, что очень скоро в человеческой истории начнется новая эпоха, что есть реальные перспективы, как говорил Энгельс, «превращения революции меньшинства [какими были все предыдущие революции] в революцию большинства [какой он видел социалистическую революцию]». Однако в конце XIX века Энгельс был вынужден признать: «История доказала, что мы и те, кто думал, как мы, ошибались. Стало ясно, что состояние экономического развития континента в настоящее время еще далеко не достигло уровня, при котором возможно уничтожение капиталистического производства…»[14]
Первая мировая война ознаменовала решающее изменение в истории социализма. Она показала несостоятельность двух самых главных его целей – интернационализма и мира. С началом войны все социалистические партии приняли сторону своих правительств и сражались с иностранными социалистами за «свободу». Этот моральный крах социализма был не столько следствием личного предательства некоторых лидеров, сколько следствием изменений экономических и политических условий. Обнаженная и беспощадная эксплуатация рабочих, существовавшая в XIX веке, уступила место участию рабочих в экономических прибылях в своих странах. Капитализм, который, по мнению Маркса, должен был рухнуть из-за своих внутренних противоречий, продолжал существовать, совершенствуя способность справляться с кризисами и трудностями лучше, чем ожидали радикальные революционеры[15].
Успех капитализма привел к новой интерпретации социализма. Если Маркс и Энгельс считали, что новая форма общества выйдет за пределы капитализма, став обществом, где произойдет полная реализация гуманизма и индивидуализма, то теперь адепты социализма стали интерпретировать его как движение за экономическое и политическое возвышение рабочего класса внутри капиталистической системы. В то время как социализм Маркса в XIX веке был наиболее значимым духовным и нравственным движением, антипозитивистским и антиматериалистическим по сути, то после этого он (социализм) постепенно трансформировался в чисто политическое движение с исключительно экономическими целями, несмотря на то что старые нравственные цели до конца никогда не исчезали. Интерпретация социализма в понятиях категорий капитализма привела к необходимости новой политики социалистических партий, целью которой стало благополучие государства, а не исполнение мессианских надежд, которых придерживались создатели теоретического социализма.
Война 1914 года, эта бессмысленная бойня, приведшая к гибели миллионов людей разных национальностей во имя определенных экономических преимуществ, привела к возрождению старого социалистического неприятия войны и национализма в новой, причем жизнеспособной, форме. Радикальные социалисты всех стран, глубоко возмущенные войной, стали лидерами революционных движений в России, Германии и Франции. Радикализация социалистического движения была тесно связана с Циммервальдским движением[16], попыткой социалистов-интернационалистов покончить с войной.
15
Эти факторы составили основу для появления «ревизионистского» крыла в социалистическом движении, главным теоретиком которого в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, выступил Э. Бернштейн. –