— Нет, — вздохнула женщина, — я жертва моей преданности, преданности женщине, которую я любила, за которую я пожертвовала бы своей жизнью, пожертвовала бы даже и теперь!
И раньше было понятно, а теперь стало окончательно ясно, что незнакомка отнюдь не знатна. Ни одна знатная дама никогда не скажет таких слов таким тоном.
— И которая покинула Вас в беде? — поддакнула я. — Так всегда бывает!
— Я была настолько несправедлива, что думала так, — с видом человека, сознающегося в страшном грехе, призналась женщина, — но два-три дня назад я убедилась в противном и благодарю за это Создателя: мне тяжело было бы думать, что она меня забыла… Но Вы, сударыня… Вы, кажется, свободны, и если бы Вы захотели бежать, это зависит только от Вашего желания.
— А куда я пойду? — завела я утреннюю песню. — Без друзей, без денег, в такой, части Франции, которая мне вовсе не знакома и где я никогда не бывала прежде?
— Что касается друзей, они будут у Вас везде, где бы Вы не были! Вы кажетесь такой доброй и так прекрасны! — сказала женщина вроде бы вполне искренне.
— Что не мешает мне быть одинокой и гонимой, — улыбнулась я.
— Верьте мне, надо надеяться на провидение, — посоветовала женщина. — Всегда наступает такая минута, когда сделанное нами добро становится нашим ходатаем перед Богом. И, быть может, на Ваше счастье мы встретились с Вами, потому что, если я выйду отсюда, как я ни ничтожна и как ни незначительна моя власть, я найду нескольких сильных друзей, которые, вступившись за меня, могут также вступиться и за Вас. Блажен, кто верует.
— Я сказала, что одинока, но у меня тоже есть несколько высокопоставленных знакомых, — заметила я, чтобы показать, что она имеет дело тоже не с круглой сиротой. — Но эти знакомые сами трепещут перед кардиналом, сама королева не осмеливается никого поддержать против грозного министра. У меня есть доказательства того, что Ее Величество, несмотря на доброе сердце, не раз принуждена была отдавать в жертву гнева Его Высокопреосвященства тех, кто оказывал ей услуги.
Причем сдавала пачками. Ее можно понять, она — королева — одна, а сколько вот таких — незаметных — кругом. Всегда можно найти новых исполнителей для новых интриг. Когда это королевы сами стирали использованные носовые платки?
Видимо, скрыть скептическое выражение лица мне не удалось.
— Поверьте мне, сударыня! — пылко воскликнула женщина. — Королева может сделать вид, что она от них отступилась, но нельзя судить по внешнему впечатлению: чем больше они подвергаются гонениям, тем больше королева о них думает, и часто в ту минуту, когда они этого меньше всего ожидают, они убеждаются в том, что не забыты ее милостью.
Насколько я знаю наш двор, это происходит лишь в одном-единственном случае: когда на королеву давят лица из ее ближнего окружения. Сама же королева лишь делает вид, что думает о них, но чем больше они подвергаются гонениям, тем легче она от них отступается.
— Увы! — вздохнула я. — Я верю этому, ведь королева так добра!
— Ах, — восхитилась незнакомка, — значит, Вы знаете нашу прекрасную и великодушную королеву, если Вы о ней так отзываетесь!
Не знаю и знать не хочу!
— То есть я не имею чести быть лично знакомой с ней, — поправилась я, — но я знакома со многими из ее ближайших друзей: я знаю господина де Пютанжа, знала в Англии господина Дюжара, знакома с господином де Тревилем…
Кого бы еще приплести? Но больше никого не понадобилось.
— С господином де Тревилем! — вскричала женщина. — Вы знакомы с господином де Тревилем?
— Да, — важно подтвердила я, — и даже хорошо знакома.
— С капитаном королевских мушкетеров? — словно не веря ушам, переспросила незнакомка.
— С капитаном королевских мушкетеров, — кивнула я.
— В таком случае Вы увидите, что скоро, очень скоро мы с Вами станем близкими знакомыми, почти друзьями! — восторженно пообещала женщина. — Если Вы знакомы с господином де Тревилем, Вы, вероятно, бывали у него?
Ни разу не была.
— Да, часто.
— Вы, вероятно, встречали у него кое-кого из мушкетеров?
Кое-кого из мушкетеров я встречала у себя, но поскольку разговор наш становится все интереснее, я, пожалуй, вспомню, кого я могла встретить у Тревиля.
— Всех, кого он обычно у себя принимает.
— Назовите мне кого-нибудь из тех, кого вы знаете, — попросила женщина, — и Вы увидите — они окажутся моими друзьями.
— Ну, например… например, я знаю господина де Сувиньи, господина де Куртиврона, господина де Ферюссака…
— Не знаете ли Вы кавалера по имени Атос? — просто спросила женщина.
Такого даже я не ожидала. Моя реакция испугала незнакомку, она воскликнула:
— Что такое? Что с Вами? Ах, боже мой, не сказала ли я чего-нибудь такого, что оскорбило Вас?
— Нет, но это имя поразило меня, так как я тоже знала этого кавалера, — чуть запинаясь, объяснила я, — и мне показалось странным встретить человека, который, по-видимому, хорошо знаком с ним.
— Да, хорошо, очень хорошо! И не только с ним, но и с его друзьями, господином Портосом и господином Арамисом.
Как тесен мир…
— В самом деле? Я их тоже знаю!
— Ну если Вы их знаете, Вам, конечно, должно быть известно, что они добрые, хорошие товарищи. Отчего Вы не обратитесь к ним, если Вам нужна помощь?
Ну хотя бы оттого, что эти славные смелые люди боятся меня как черт ладана.
— Дело в том… — вздохнула я, — что я ни с кем из них не связана дружбой. Я их знаю только по рассказам их друга, господина д'Артаньяна.
— Вы знаете господина д'Артаньяна? — вцепилась в мою руку женщина, пожирая меня глазами.
Знаю и неплохо знаю, а с некоторыми частями его тела знакома значительно лучше, чем желала бы…
— Простите, сударыня, — женщина оказалась довольно зоркой. — В качестве кого Вы его знаете?
— Он мой друг, — поведала я, честно хлопая ресницами.
— Вы меня обманываете, сударыня, Вы были его любовницей! — гневно и печально сказала незнакомка.
Так, пожалуй, это долгожданная встреча. Пути Господни неисповедимы, думала ли я, кого обнаружу в захолустном монастыре?
— Это Вы были любовницей д'Артаньяна! — с нажимом сказала я, глядя на уже не незнакомку.
— Я?
— Да, Вы. Теперь я Вас знаю: Вы госпожа Бонасье.
Женщина вскочила.
— О, не отрицайте этого! Говорите же! — усилила я нажим.
— Ну что ж! — залилось краской ее кроткое лицо. — Да, сударыня! Значит, мы соперницы?
Да никогда! Не могут соперничать овечка и овчарка!
Ну и кроме того, усы д'Артаньяна кажутся неотразимыми только женщинам, у которых застежки платья спереди[12]…
Но госпожа Бонасье разревновалась не на шутку. Лицо ее пылало, в глазах стояли слезы.
— Признайтесь же, сударыня! — срывающимся голосом произнесла она. — Вы его любовница! Или, может быть, Вы были его любовницей прежде?
— О нет! — яростно воскликнула я. — Никогда! Никогда! Слишком большая честь для этого подлеца!
— Я верю Вам, — сразу успокоилась госпожа Бонасье, услышав, что ее обожаемый д'Артаньян не числил меня в своих любовницах. — Но отчего же Вы так вскрикнули?
— Как, Вы не понимаете?
— Как я могу понять? — растерялась госпожа Бонасье. — Я ничего не знаю.
— Вы не понимаете, — воскликнула я, всплескивая руками, — что господин д'Артаньян поверял мне, как другу, свои сердечные тайны?
Он ведь такой ранимый и чувствительный, наш д'Артаньян, и долгими вечерами в особняке на Королевской площади плакал у меня на плече, рассказывая про свою загадочно исчезнувшую любовь. Он был так верен Вам, госпожа Бонасье, так верен, что тут же составил лихой планчик, как немного утешиться от потери любимой, после чего просочился в один дом и совратил там служанку, чтобы обладать ее красавицей госпожой, которая ему приглянулась. Но Вы не волнуйтесь, дорогая госпожа Бонасье, пока Вы томились в тюрьме, сердце его все время принадлежало только Вам, хотя он и делал настойчивые попытки спихнуть его мне. Вот такие сердечные тайны.
12
Знатные дамы, имеющие прислугу, обычно носили платья с застежками на спине; женщины, одевающиеся сами, были вынуждены носить платья с застежкой спереди