Однако у нее были свои стремления и желания. Бёрди хотела того, чего Хоакин ей дать не мог. Она собиралась переехать в Нью-Йорк и заниматься финансами. Получить степень MBA в Уортонской школе бизнеса. Выучить итальянский и провести в Риме как минимум год. Обо всем этом она говорила с уверенностью, что именно так все и случится и что Хоакин будет рядом с ней. Когда же он пытался заглянуть в будущее, то не видел вообще ничего.
Как-то раз Бёрди пригласила его в гости на ужин. Ее родители всегда относились к нему хорошо, и Хоакин называл их мистер и миссис Браун, хотя они просили называть их Джуди и Дэвид. После ужина миссис Браун достала семейные фотоальбомы. Бёрди постоянно повторяла: «О боже, мам!», но было видно, что ей приятно.
Хоакин просмотрел все фотографии. Бёрди в младенчестве и в первый учебный день каждого года. Бёрди на каждое Рождество и Хеллоуин. Бёрди без двух передних зубов. Бёрди в костюме чирлидера, а через год – в мантии ученого. Бёрди, в чьей улыбке ни тени фальши. Бёрди, у которой нет сомнений в том, что за нее придут поболеть и порадоваться, которой ни разу не приходилось просыпаться в одном доме, а засыпать в другом.
И Хоакина охватило страшное, невыносимое чувство, что дать ей эту жизнь он никогда не сможет. Некому рассказать Бёрди про его успехи, некому поделиться забавными историями о нем – она ведь обожает такое, – или показать детские фото. В доме Марка и Линды много фотографий, но это, конечно, не одно и то же. Бёрди хотела весь мир, нет, точнее, нуждалась в целом мире. Она так привыкла. Эти снимки – ее карта, и, глядя на них, Хоакин понял, что плывет без руля и ветрил, что лишь сбивает Бёрди с пути.
Хоакин по себе знал, каково это, когда тебя тянут вниз, и слишком любил Бёрди, чтобы так с ней обойтись. На следующий день он сказал, что между ними все кончено.
Сцена была ужасная. Поначалу Бёрди решила, что он шутит, потом плакала и кричала, кричала и плакала, а Хоакин даже не сказал «прости», потому что если просишь прощения, значит, ты виноват, а виноватым он не был. Он попытался ее обнять, но она ударила его по руке. Так паршиво ему, наверное, никогда еще не было. Вернувшись домой, Хоакин сразу направился в свою комнату, рухнул на постель и с головой накрылся одеялом.
Вечером Марк и Линда поднялись к нему и сели по обе стороны кровати, точно он был книгой, а они – подставкой, которая его – книгу – держит, не дает упасть.
– Звонила Джуди Браун, – тихо произнес Марк. – Ты как?
– В порядке, – отозвался Хоакин, не высовывая головы. Пусть бы лучше они ушли, думал он, ибо нет ничего хуже, когда с тобой хотят поговорить, а нужные слова в твоей голове даже не родились.
Вскоре Марк и Линда удалились. Хоакин еще острее ощутил собственное одиночество, но, по крайней мере, это чувство было ему хорошо знакомо. Одиночество, можно сказать, утешало.
Разумеется, он и Бёрди виделись в школе. Глаза у нее распухли от слез, она вся кипела и, проходя по коридору, лишь метала на него яростные взгляды. «Ты полный придурок», – заявила лучшая подружка Бёрди, Марджори, подкараулив его возле шкафчиков. «Я знаю», – только и сказал Хоакин. Марджори посмотрела на него с удивлением и сердито умчалась.
А назавтра Элисон, социальный инспектор, закрепленный за Хоакином, пришла к ним домой и сообщила, что у него есть две сестры, которые хотели бы познакомиться с братом.
Была птичка[10], а теперь – две опустевших ветки.
– Странно, правда? – В ожидании заказа Грейс и Хоакин сидели за столиком, а Майя отправилась к стойке за салфетками. – В смысле, мы только что познакомились и уже как ни в чем не бывало трескаем бургеры.
Хоакин постарался сесть ровнее. Глядя на прямую спину Грейс, он казался себе сутулым увальнем.
– Не нравятся бургеры? Через дорогу подают буррито, а если…
– Нет-нет, я про другое. – Улыбка Грейс была жесткой, стальной, словно выкованной в огне. Хоакин отнесся к этому с уважением. Ему хватило ума промолчать. – Я имела в виду, что это довольно необычно, вот и все, – продолжала она, в то время как вернулась Майя. В руках она держала крохотные бумажные контейнеры с соусами, а салфетки зажала под мышкой. – Вроде бы тут полагается что-то сказать, а что говорить, я не знаю.
– Я знаю, – решился Хоакин. Майя плюхнулась за столик с другой стороны от него и, вздохнув, подогнула под себя одну ногу. – Я… в общем, я пытался гуглить…
– Да? – хихикнула Майя. – Я тоже.
Хоакин был уверен, что их поисковые запросы немного отличались, однако ничего не сказал.