Тем временем экипаж подъехал, и возможности побеседовать наедине больше не представилось. В доме уже собралась многочисленная компания. Гвендолин в амазонке и со шляпой в руке оказалась в центре всеобщего внимания, в особенности из-за внимания со стороны хозяина. А поскольку отвратительного Лаша с его выпученными глазами видно не было, то нескрываемое восхищение подняло ей настроение и на некоторое время развеяло тревожное облако сомнений, угрожавших раскаянием в собственных поступках. Понять, оскорблен Грандкорт или нет, было невозможно: манеры его остались неизменными, но по ним нельзя было предугадать его мысли. Так что страх перед ним не отступил.
Прежде Гвендолин бывала в Диплоу только на ужине и не видела сада, заслуживающего внимания. После ленча, когда часть гостей разъехалась, леди Флора Холлис предложила оставшейся компании совершить небольшую прогулку. У Грандкорта появилась отличная возможность увлечь Гвендолин в уединенное место и побеседовать вдали от любопытных ушей. Но нет! Он ни к кому, кроме нее, не обращался, однако и не произнес ничего более определенного или откровенного, чем в их первую встречу. Не сводил с мисс Харлет глаз, а она отвечала ему столь же прямым взглядом, вовсе не огорчаясь, а скорее радуясь тому обстоятельству, что его глаза оставались холодными и пустыми.
Но вот, наконец, ей показалось, что Грандкорт составил некий план. Совершив круг по парку, компания остановилась возле пруда, чтобы посмотреть, как Фетч умело достает из воды и приносит на берег лилии.
В этот момент стоявший рядом с мисс Харлет Гранд-корт указал на небольшой, плотно засаженный американским кустарником холм, и медленно проговорил:
– Здесь скучно. Может быть, поднимемся туда?
– О, конечно! Мы же отправились на прогулку, – согласилась Гвендолин, радуясь и в то же время чего-то смутно опасаясь.
Тропинка, ведущая на холм, оказалась слишком узкой, чтобы джентльмен смог предложить даме руку, а потому подъем прошел в молчании. На вершине холма, стоя на небольшой площадке, Грандкорт заключил:
– Здесь не на что смотреть. Не стоило и лезть.
Как случилось, что Гвендолин не рассмеялась? Она стояла молча, подобно статуе, слегка придерживая складки амазонки и крепко сжимая рукоять кнута, который механически взяла вместе со шляпой, выходя из дома.
– Какое место вы бы предпочли? – осведомился Грандкорт.
– Разные места хороши по-своему. В целом, наверное, мне нравятся открытые, жизнерадостные пространства. Не люблю ничего мрачного.
– Ваш дом в Оффендине слишком мрачен.
– Да, чрезвычайно.
– Полагаю, надолго вы там не задержитесь.
– Думаю, так оно и есть. Но маме нравится жить рядом с сестрой.
– Вряд ли можно предположить, что вы останетесь там навсегда, вместе с миссис Дэвилоу.
– Не знаю. Нам, женщинам, не дано скитаться в поисках приключений, чтобы найти Северо-Западный проход[17] или истоки Нила, не говоря об охоте на тигров в восточных странах. Мы должны оставаться там, где растем или куда садовникам угодно нас пересадить. Нас воспитывают подобно цветам, приучая выглядеть как можно лучше и скучать, не жалуясь. Именно так я представляю растения: они часто скучают. В этом и кроется причина, почему некоторые становятся ядовитыми. А что думаете вы?
Гвендолин говорила нервозно, постукивая кнутом по кусту рододендрона.
– Вполне согласен. Почти все в мире рождает скуку, – поддержал ее Грандкорт, отступая от цели своего разговора. Однако после короткой паузы продолжил в своей утонченной медлительной манере: – Но ведь женщина может выйти замуж.
– Некоторые из женщин могут.
– Вы, несомненно, можете, если не проявите жестокое упрямство.
– Не уверена, но, кажется, в моем характере сочетаются и жестокость и упрямство. – Здесь Гвендолин внезапно повернулась и посмотрела прямо на собеседника, чей взгляд ощущала на себе в течение всего разговора. Ей захотелось проверить не столько то, что чувствует он, сколько то, что почувствует она сама, глядя на него.
Грандкорт стоял абсолютно неподвижно, и Гвендолин спросила себя, что за ступор овладел им и начал распространяться на нее.