Чинари[579]
Мы уже говорили в первой главе, что термин «чинари» был введен в употребление в середине 1920-х годов Хармсом и Введенским (который его изобрел) для того, чтобы отграничиться от «Левого фланга» Туфанова[580]. Именно так они подписали два стихотворения, единственных опубликованных при жизни в сборнике Союза поэтов[581]. В конце 1926 года в прошении театрального коллектива «Радикса»[582], обратившегося к Малевичу с целью получить репетиционный зал в помещениях ГИНХУКа, только два этих поэта фигурируют как «поэты-чинари»[583]. Однако было бы ошибочно полагать, что речь шла лишь о шуточном названии, употреблявшемся исключительно в узком кругу, между Хармсом и Введенским, как считает критик Анатолий Александров, который, к сожалению, систематически искажает смысл и сферу употребления этого термина. Еще десять лет назад он писал: «Словцо "чинарь" отсылало к разговорной речи и означало, по-видимому, вольного и озорного юнца (жаргонный эквивалент enfant terrible)»[584].
Позднее в «Чудодее» (название его предисловия к первому советскому изданию произведений Хармса «Полет в небеса»[585]) он повторит свою выдумку, смысл которой заключался в том, чтобы в течение многих лет делать из писателя шута: «Хармс и Введенский в раннюю пору своего творчества предпочитали называть себя не "заумниками", а "чинарями". Были они чем-то вроде скоморохов нового времени»[586].
Разумеется, читая уже первые страницы «Полета в небеса», читатель сразу же поймет, каким ужасным непониманием было бы воспринимать его произведения молодых лет как шутовство. И что еще более серьезно, даже факты приведены с искажением. Так, Александров пишет немного далее: «Задорные "чинари" были притягательными людьми. В "чинарях" оказался и Николай Заболоцкий. Молодой поэт оканчивал педагогический институт, думал о профессиональной литературной деятельности и среди поэтической молодежи Ленинграда не мог найти человека интереснее Хармса. Стал "чинарем" и Игорь Бахтерев, студент Института истории искусств, поэт и драматург <...>. У "чинарей" появились союзники и друзья в мастерских художников, в театрах, в издательствах (в частности, Николай Олейников — редактор детского отдела ГИЗа). В конце 1927 года "чинари" заявили о новой творческой группе под названием Объединение реального искусства»[587].
Грубая ошибка, содержащаяся в этих строчках, заключается в том, что они представляют чинарей как зародыш ОБЭРИУ. Между тем это абсолютно неверно. И хотя Заболоцкий действительно иногда принимал участие в собраниях, но ни он, ни тем более Бахтерев не могут считаться чинарями. Также и Олейников не входил в ОБЭРИУ. Разумеется, эти две группы пересекались[588], но смешивать их было бы в данном случае ошибочно, что могло бы привести к серьезным последствиям при анализе произведений Хармса. Вот почему нам кажется важным установить несколько фактов, которые противоречат идее о том, что чинари будто бы являлись предтечей «Объединения реального искусства».
Для этого мы должны обратиться к записям одного из членов группы, философа Якова Друскина[589], чья основная роль в творческом пути Хармса по совершенно непонятным причинам умалчивается в предисловии Александрова[590]. Однако воспоминания Я. Друскина о чинарях были опубликованы в 1985 году в «Wiener Slawistischer Almanach»[591]. К несчастью, эта публикация осталась незамеченной, безусловно по той причине, что она представляла собой голые факты, без всяких комментариев, которые позволили бы обратить внимание читателя на представленный материал.
Друскин относит зарождение чинарей к 1917—1918 годам, к гимназии Лентовской, где он сам учился, испытывая сильное влияние преподавателя русского языка и литературы Леонида Георга[592], и где объединилось три поэта: Владимир Алексеев[593], Введенский и Липавский, который вскоре покинет поэзию, чтобы заняться философией[594]. Разумеется, интерес группы был обращен к футуристам, и следующая запись Друскина воскрешает в памяти дружеско-враждебные отношения, существовавшие между молодым и старым поколениями: «Весной 1917 г., а может, и в 1918-м, Алексеев, Введенский и Липавский написали шарж на футуристов, назвав его "Бык буды" <...>. Шарж был, кажется, дружеским, во всяком случае уже чувствуется в нем интерес к футуристам — Хлебникову, Бурлюку, Крученых и др. С 1919 г. интерес к футуристам возрастает, в 1920 г. увлечение кубофутуристами проявляется отчасти и в некоторых стихах Введенского и Липавского»[595].
579
Основная группа чинарей состояла из пяти членов: Якова Семеновича Друскина (1902—1980), Леонида Савельевича Липавского (1904—1941), Николая Макаровича Олейникова (1896—1942), Александра Ивановича Введенского (1904—1941) и Даниила Ивановича Хармса (1905—1942). Уже сами даты их жизни указывают на то, что только первому чудом удалось избежать террора и войны, что, в свою очередь, позволило ему спасти большую часть архивов Хармса и Введенского. Действительно, Липавский погиб на фронте, Олейников — в лагере, Введенский — по дороге в эвакуацию, которая была на самом деле превентивным арестом, и Хармс — в тюремной больнице для душевнобольных в условиях, о которых у нас еще будет возможность рассказать. Что касается публикаций, то по нынешний день трем поэтам повезло гораздо больше, чем философам, и их произведения, хотя бы частично, опубликованы. Относительно Введенского мы отсылаем к двум томам Полн. собр. соч., изданным Мейлахом. Из литературы об Олейникове отметим два небольших сборника: Стихотворения. Бремен: K-Presse, 1975 (публ. и предисл. Л. Флейшмана); Иронические стихи. Нью-Йорк: Серебряный век, 1982 (предисл. Л. Лосева). В СССР он был впервые опубликован в 1964 г.: День поэзии. Л., 1964. С. 155—159 (публ. И. Бахтерева и А. Разумовского); см. также:
580
См. часть, посвященную «Левому флангу» в главе 1. Друскин так объясняет принятие и значение этого термина: «Слово "Чинарь" придумано Введенским. Произведено оно, я думаю, от слова "Чин"; имеется в виду, конечно, не официальный чин, а духовный ранг» (
581
582
Мы еще вернемся к «Радиксу» здесь, немного далее, так же как и в следующей главе (см. также часть «ГИНХУК» главы 2).
584
585
587
588
Действительно, в списке участников театрального коллектива «Радикс» мы находим не только будущих обэриутов (кроме двух поэтов, И. Бахтерева, режиссера Г. Кох-Боот, то есть Г. Кацмана, и С. Цимбала), но еще представителей других «левых сил» (например, ученика Малевича В. Стерлигова, отсутствовавшего из-за того, что был в армии) и, что в особенности для нас интересно, Я. Друскина как ответственного по музыкальной части (см.: Материалы о деятельности Правления института (1926) // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Ед. хр. 68). Музыка занимает очень важное место в жизни Друскина, так же как и в жизни Хармса. В своем дневнике философ даже заявляет, что именно благодаря ей он прикоснулся к религии, находящейся в центре его размышлений, о чем свидетельствует следующая запись августа 1978 г.: «Только в середине 20-х гг. через музыку — "Страсти" Баха я помимо своей воли был полностью увлечен Благой вестью и принял ее полностью своим "сокровенным сердца человеком"» (
589
Дальнейшее докажет, что Друскин, более чем все другие, существеннейшим образом повлияет на Хармса, поскольку некоторые понятия будут переходить из текстов одного в тексты другого. К тому же философ написал: «В начале нашего знакомства Хармс был наиболее близок с Введенским. С августа же 1936 г. вплоть до своего вынужденного исчезновения в августе 1941 г. — со мной» (
590
Надо уточнить, что А. Александров начал работать с архивами Хармса более двадцати лет назад, у Друскина. Следовательно, он прекрасно знал о первостепенной роли философа и группы чинарей в творческом пути Хармса. Александров также знает, что именно Друскин спас большую часть архивов Хармса сразу же после ареста последнего, и, однако, он пишет: «После ареста писателя архив его долгое время лежал, оставленный в полуразрушенной комнате. По чудесной случайности он не попал в огненный зев буржуйки <...> С осени 1944 г. хранителем уцелевшего архива (потери все же были) стал один из друзей Хармса — Я.С. Друскин» (
592
Гимназия им. Л.Д. Лентовской, в дальнейшем школа № 190. В этой школе литературу преподавал Л. Георг, университетский друг Б. Эйхенбаума, оказавшего значительное влияние на всех будущих чинарей. Друскин писал, что именно ему он обязан своим интересом к русской и мировой литературам, а также к вопросам, касающимся философии (см.: Чинари. С. 396). Мейлах сообщает, что Введенский исполнил роль Хлестакова в постановке «Ревизора» Георгом:
593
В. Алексеев, сын С. Алексеева-Аскольдова, преподавал психологию я логику в этой же школе.
594
О Липавском см. примеч. 196 и 198 к наст. главе. Эти стихи первого периода были опубликованы в «Цехе поэтов» (1922. Вып. 3).