И что-то ещё произошло тогда на этом старом кладбище. Кого-то он встретил, или увидел что-то необычное…
Вспоминая тот день, Сергей подошёл к могиле, на которую накануне вечером его привела женщина (как-то не хотелось даже мысленно называть её Ольгой). К его удивлению, калитка оградки оказалась на замке. Чтобы разглядеть высокое гранитное надгробье, следовало зайти с противоположной стороны. Сергей предпочёл не обходить участок по аллее — до ближайшего пересечения аллей было не менее пятидесяти метров. Представлялось более простым пройти по очень узкому проходу между оградками. Рискуя испачкаться о мокрые, местами покрытые ржавчиной и мхом металлические прутья, он стал осторожно бочком протискиваться между оградками двух могил.
Да, памятник был основательным. Огромный тёмно-серый монолит поставили здесь, судя по всему, ещё задолго до революции семнадцатого года. Верхнюю его часть завершал большой православный крест. А вот загородку, похоже, меняли неоднократно. Скорее всего, участок постепенно уменьшали, отдавая его части под другие захоронения. Слева сверху вниз по вертикали на мокрой поверхности отполированного гранита располагались выполненные на керамике девять мужских и женских портретов. Правее каждого ив них были высечены фамилии, имена и даты. По всей видимости, все фотографии были изготовлены и укреплены в относительно недавнее время одним из потомков или просто родственников покоящихся здесь людей.
Сергей остановился, разглядывая фотографии, и — у него перехватило дыхание! Третьим сверху был портрет… Ольги! Рядом — даты: 1899 — I938 гг. И день рождения со днём смерти. Это был её день рождения: двенадцатое сентября…
Нет, нельзя сказать, чтобы он не ожидал увидеть ничего подобного. Где-то в подсознании теплились подозрения, которые он пытался подавить всё это время. Ах, это пресловутое «вытеснение»! Когда человек не хочет и не может позволить признаться самому себе в смущающих его душу мыслях. Когда он гонит их от себя, насилуя свое сознание и запрещая себе даже думать о том, что не нравится сидящему в нем «внутреннему цензору»… И вот теперь портрет! Это был тот самый портрет в овале, который недавно так напугал Ольгу. Тот самый портрет, который он был вынужден заложить в покоящуюся на антресолях папку… Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в удивительном сходстве этих двух изображений. Вот только масштабы были разными — карандашный вариант был существенно больше…
Теперь Сергей понял, почему уже при первой их мимолётной встрече в метро лицо Ольги показалось ему таким знакомым. И теперь он вспомнил, как всё это начиналось…
В тот раз они помянули коллегу прямо у могилы. Расположившись на ближайшей к свежему захоронению скамейке, выпили почти без закуски из пластмассовых стаканчиков.
Бредя по кладбищу после похорон коллеги, Сергей случайно оказался у этого памятника. И сразу, с первого же взгляда, был поражён красотой женщины, смотревшей на него с керамического овала. Он долго стоял тогда у оградки, рассматривая на фото черты пленившего его лица. В голове роились какие-то неопределённые мысли. Из этого состояния отрешённости его вывел грубый мужской голос:
— Закурить не найдётся, отец?
Сергей оглянулся. Сзади стоял, опершись на лопату, один из принимавших участие в похоронах могильщиков.
— Не курю. Бросил, — почему-то извиняющимся тоном ответил Сергей.
— Интересуешься? — полюбопытствовал рабочий.
— Да, необычный памятник, — слукавил Энгелью. — Теперь такие не делают.
— Да ты не финти! — поморщился его незваный собеседник и передразнил: — «Памятник…Теперь такие не делают»… Ты ж вон той фотографией любуешься! Да и не ты первый здесь стоишь. Думаю, и не последним будешь. Оно и верно, хороша была баба. И смотрит с фотографии как живая. Как из окошка. Немного помолчав, он продолжил: — Как рекли древние — «Corpus humanum mortale est». Но с другой стороны — «In согроге mortali humanum animus inmortalis est»… Что смотришь удивлённо, человече? Не ожидал? Да ты и латыни небось не изучал. «Смертно тело человеческое», говорю. Но — «В смертном человеческом теле бессмертен дух». Вот так-то, друже. Мать твою… Дух бессмертен! You see?[11] Kannst du es begreifen,[12] tonto?[13] А?
— Сам ты tonto и bobo,[14] - обиделся Сергей, коль не в свои дела нос суёшь. Да, стою вот и любуюсь… Любуюсь, потому что красотой такой нельзя не любоваться. Вот так вот. Гляжу на портрет и сожалею о том, что не судьба мне повстречать такую красавицу. Сожалею и мечтаю. Если бы в свое время мне повстречать такое чудо, если бы она досталась мне, всю бы свою жизнь посвятил ей! В буквальном смысле носил бы её на руках. И был бы при этом самым счастливым из смертных. Э-эх! Встретить бы такую женщину! Я бы смог, поверь, всё сделать для её счастья. Не привередничал бы, не капризничал… Я был бы счастлив только возможности хотя бы изредка видеть её рядом с собой. Любоваться этим совершенством!… Ан нет — не судьба. Я слишком поздно родился — она умерла ещё до того, как я появился на свет… А ведь — я чувствую это, я знаю! — повстречайся мы, наверняка бы стали самой счастливой парой в мире!
— Ну-ну… — покачал головой могильщик. Восторженность твою я понимаю. Сам хорошо сегодня на грудь принял. Но что-то ты, отец, слишком уверенно, хотя и в сослагательном наклонении, об отношениях с красивой женщиной говоришь… Или не имел с бабами никогда дела, infelice?[15] Да откуда тебе знать, во что превратилась бы твоя жизнь, повстречай ты такую вот женщину? Откуда у тебя эта уверенность в том, что ты смог бы сделать её счастливой? Что смог бы довольствоваться лишь тем, что она сочла бы возможным дать тебе?! Что не требовал бы большего? Тьфу, Schei?e.[16] Внешне ты вроде на интеллигентного человека похож, а рассуждаешь, как выпускник школы для умственно отсталых. Ты что, maluco?[17] Не понимаешь разве, что в жизни опасно ручаться не только за других, но и за себя самого? Что наши ожидания и мечтания почти никогда не претворяются в жизнь? Что прогнозировать отношения с женщиной, даже в том случае, когда ты её хорошо знаешь, глупость вдвойне? А тут и вообще нечто немыслимое: увидел фотографию давно умершей — и возмечтал! Целый мир в мечтах своих построил. И в мечтах своих готов на все pour l'amour[18]… Да ведь сами мечты-то твои греховны. Кто-то умный сказал, кстати, прямо по твоему поводу:
— Comprendes?[20]
Сергей помолчал.
— Сечешь, спрашиваю? Так что мечты свои нужно уметь ограничивать. Иначе они могут становиться опасными…
— Comprendo.[21] Comprendo, что всё твоё здравомыслие, весь этот твой рационализм просто… просто патологичны. И знаешь, мне трудно уразуметь, как при такой вот заземлённости вообще жить можно… Даже могильщиком.
— А я и не живу. Я…
— Помолчи! — прервал его Сергей. — Теперь ты, sabelotodo,[22] послушай меня! Да, наверное это дико (объясняться в любви с первого взгляда к портрету давно умершей женщины. Но я знаю — слышишь, з н а ю — воскресни она или воплотись в другую женщину подобной красоты и высоких душевных качеств…
19